Ситцевый бал - [30]

Шрифт
Интервал

А н о х и н а. Пламенный привет!

В о д и т е л ь. Понятно. Видать, у Снегурочки ваш характер. (Уходит.)

А н о х и н а (после паузы). И мне пора.

И р а. Ухо́дите?

А н о х и н а. Надо же вам промеж себя потолковать. Ведь тебе самой решать.


Слышно, как отъехал грузовик.


Уехал Дед Мороз. (Диме.) К себе как добираться будешь?

Д и м а. Мы… успеем на вечерний поезд. Вещи до станции я дотащу.

А н о х и н а. Счастливого пути! (Хочет уйти.)

Д и м а. Галина Степановна…


Анохина остановилась.


Ладно, не будем спорить, какая профессия важней. Но… (Смотрит на Иру.) Но любовь вы признаете? Или нет?

А н о х и н а (грустно улыбнулась). Признаю. (Гордо.) Да я бы пешком на край света за любимым пошла!

Д и м а (жалобно). Вот видите, сами на край света! Пешком. А Ире всего сто сорок километров. В плацкартном вагоне.

А н о х и н а. А почему бы тебе в том плацкартном сюда не перебраться?

Д и м а (возмутился). Оголить важную стройку?

А н о х и н а. Так сразу уж она и оголится без тебя. Разве там поглавней никого не имеется?

Д и м а. Вы не смейтесь. Я техник участка. Специалист.

А н о х и н а. Звучит.

Д и м а. А здесь в трепальщицы меня определите?

А н о х и н а. Нам трепальщицы по принуждению не нужны. А не заметил, строитель, часом? — за старыми складами хибарки сносят?

Д и м а (хмуро). Видел.

И р а. Фабричный корпус строить будут.

А н о х и н а. Одно прозвание — корпус, а на поверку новая фабрика получится, на едином потоке.

Д и м а. Очень радостный факт.

И р а. Звучит, Дима?

А н о х и н а. Ох, до радостей еще далеко. С вашим братом строителем в наших краях сам знаешь каково. (Напевает.) «Незамужние ткачихи составляют большинство…».

Д и м а (насмешливо). И, по-вашему, меня спокойненько отпустят со стройки? С крупнейшей! Куда я распределен из техникума!

А н о х и н а. Объясни как следует — отпустят.

Д и м а (саркастически). На каком основании?

А н о х и н а. На основании любви. Это всегда звучит.

И р а (с надеждой). Дима, а что, если в самом деле…

Д и м а. Оставь! Бросить строительство гиганта ради… ради…

И р а (берет его за руку). Ради того, чтобы… вместе.

Д и м а. А что в техникуме скажут?

А н о х и н а. Мы в техникум про любовь копию пошлем, чтоб к нам отпустили.

Д и м а (хочет возразить, но, пересилив себя, обращается к Ире). Еще полчаса — мы и на вечерний опоздаем.

А н о х и н а. А все из-за меня. Рубашку, пожалуй, не возьму. (Бережно повесила рубашку на спинку стула.) Ну, до свидания, Дмитрий Андреевич, сокращенно Дима. (Подает ему руку.)

Д и м а. Вы, Галина Степановна, конечно, человек с большим опытом, но в данном конкретном случае…

А н о х и н а. Про данный конкретный случай ты уж с Иришей решай. (Ире.) А тенниска у него, между прочим, из нашей «Резеды» с лавсановой ниткой. (Уходит.)


Пауза. Ира расправляет рубашку.


Д и м а (шагает по комнате, остановился). Любишь?

И р а. Да.

Д и м а. Поедешь?

И р а. Нет.

Д и м а. Ясно.

И р а (горячо). Ничего не ясно… Пойми, Димка!

Д и м а (холодно). Понял.

И р а (подбегает). Нет, не понял ты, какой человек меня на выучку берет! Ты и тогда, на ситцевом балу, не хотел меня понять… (Спохватилась.) Ты опоздаешь! На вокзале договорим. Идем!..

Д и м а. Не провожай меня.

И р а (вздохнула). Твое дело.

Д и м а. До свидания.

И р а (сдержанно). До свидания.


Д и м а  идет к двери, бегом возвращается, порывисто целует Иру и выбегает.


(Подбегает к окну.) Дима-а! Подожди! Дима-а-а! (Выбегает.)

Третий эпизод

Летний полдень. Уединенная скамейка во дворе фабрики. На скамейке  И р а  в спецодежде. Побледнела, но это делает ее более красивой. Положив на колени тетрадку, увлеченно пишет. Зачеркивает, снова пишет.

Проходит озабоченный  М у ш т а к о в. Останавливается, но Ира так поглощена чтением, что не замечает его.


М у ш т а к о в (умиленно). Молодец! Хвалю.

И р а (удивлена). За что?

М у ш т а к о в. Не прикидывайся. Пожертвовала обедом ради подготовки к ответственному выступлению.

И р а (еще более удивлена). Какому выступлению?

М у ш т а к о в. Ладно, ладно, не выкаблучивайся. Еще вчера тебя предупредили, что внесена в регламент завтрашнего торжественного форума.

И р а Я сказала, никаких речей произносить не буду.

М у ш т а к о в (иронически). Современная молодежь. Значит, прославленная ткачиха Анохина не заслужила твоей благодарности?

И р а. Что вы! Я ее так расцелую! Цветы принесу!

М у ш т а к о в. Нужен ей твой поцелуй! А насчет цветов заводские организации позаботились, твой ученический бюджет парадного букета не выдержит. От тебя, многоуважаемая, требуется только речь. Понимаешь, трогательная речь. На прощальном собрании. Симпозиуме. От лица самого молодого поколения фабричных работниц.


Ира порывается что-то сказать.


Не перебивай старших по возрасту! (Апеллирует к воображаемой аудитории.) Я-то уверен, что она речь набрасывает, а ей, видите ли, начхать на общественный долг!

И р а. Для Галины Степановны, я знаю, такие речи хуже горькой редьки.

М у ш т а к о в. Ее дело — сидеть в кресле из директорского кабинета и солидно слушать, а уж регламент — наше дело.

И р а. Мы лучше окружим Галину Степановну хороводом на ситцевом балу и…

М у ш т а к о в (хмуро). Ситцевый бал — мероприятие не ай-яй-яй. Индифферентизм!


Еще от автора Цезарь Самойлович Солодарь
Темная завеса

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Тем, кто хочет знать

Цезарь Солодарь — старейший советский писатель и драматург. В новый сборник писателя «Тем, кто хочет знать» входят пять пьес. Пьесы написаны на разные темы, но их объединяет правдивость, острота сюжета, идейная направленность. Автор хорошо владеет материалом. И о чем бы он ни писал — о днях войны, или о недостойных действиях американской разведки в наше время, или о грязных делах международного сионизма, — пьесы получаются злободневными и динамичными, с легким, всегда нравящимся читателю налетом комизма и читаются с неослабевающим интересом.


Дикая полынь

В аннотации от издателя к 1-му изданию книги указано, что книга "написана в остропублицистическом стиле, направлена против международного сионизма — одного из главных отрядов антикоммунистических сил. Книга включает в себя и воспоминания автора о тревожной юности, и рассказы о фронтовых встречах. Архивные разыскания и письма обманутых сионизмом людей перемежаются памфлетами и путевыми заметками — в этом истинная документальность произведения. Цезарь Солодарь рассказывает о том, что сам видел, опираясь на подлинные документы, используя невольные признания сионистских лидеров и их прессы".В аннотации ко 2-му дополненному изданию книги указано, что она "написана в жанре художественной публицистики, направлена ​​против сионизма — одного из главных отрядов антикоммунистических сил.