Ситцевый бал - [32]
И р а. И вам показалось, что Дима… как тот князь из «Русалки»?
В е р а (посмотрев на часы). Ирка, в цех пора!
И р а (бросается к водителю). Если… случайно увидите Диму…
В о д и т е л ь. Зачем случайно? Коли надо, непременно найдем, Ирочка!
И р а (ее тянет за собой Вера). Скажите Диме, что он… что я…
В о д и т е л ь. Что же конкретно сказать?
В е р а. Ничего! (Ире.) Пошли! Прогул запишут! (Увлекает ее за собой.)
В о д и т е л ь (недоуменно разводит руками). Она плачет. Он на чокнутого похож. В чем же закавыка?
В е р а (возвращается; угрожающе). Предупреждаю: если вы этому… отставному жениху хоть словечко про Иришкины переживания — лучше меняйте место работы! (Убегает.)
В о д и т е л ь (вдогонку). Понял. Я его самого до слез доведу!
Снова комната в общежитии. Вечер. И р а, в изящном ситцевом платье, охорашивается перед зеркалом. Надевает туфли. Чтобы увидеть, как они гармонируют с платьем, влезает на стул перед зеркалом.
Стучат в дверь. Ира не успевает соскочить со стула, как входит А н о х и н а.
А н о х и н а. Гляжу — в окошке свет. Соседка твоя, знаю, на все вечера загодя приходит. Вот и зашла, вместе на бал пойдем. Кавалеры, чай, заждались.
И р а (спрыгнула со стула). Только причешусь, Галина Степановна.
А н о х и н а (садится). Ничего, поспеем.
Ира расчесывает волосы.
Ну как, отошла после экзамена? Муштаков говорит, один из комиссии даже за более высокий разряд голоснул… Матери телеграмму отстучала?
И р а. Еще утром.
А н о х и н а. Вот, Ириша, ты и полноправная ткачиха. И в техникум вечерний дверь открыта. И бригаде Веры Щепетьевой в самый раз подходишь. Одно слово: звучит!
Ира подходит к ней и обнимает.
Знаю, знаю, Иришка, что гложет тебя…
Ира прячет голову у нее на груди.
Ты в лабораторию нашу заглядывала?.. Нет? Загляни, увидишь, как там ткани на прочность испытывают.
И р а (поднимает голову). Хотите сказать, Димина любовь не выдержала испытания на прочность?
Стучат в дверь. Ира быстро приводит себя в порядок. Стук повторяется.
А н о х и н а. Можно.
Входит Д и м а, пиджак наброшен на плечи.
Д и м а. Добрый вечер.
А н о х и н а. Вечер добрый, Дмитрий Андреевич.
И р а (сдержанно). Здравствуй.
А н о х и н а (встает). Я, Ириша, пойду. (Диме.) А вы чего на пороге? Присаживайтесь: дорога-то неблизкий.
И р а. Постойте, Галина Степановна… Может случиться, я сейчас с вами пойду.
А н о х и н а (сурово). От чего же так может случиться?
И р а. От того, как мне ответит Дима на один вопрос…
А н о х и н а. Лучше чаем угости, человек прямо с поезда.
Д и м а. Нет-нет, Галина Степановна. Я не прямо с поезда.
И р а (вызывающе). Он не прямо с поезда. (Берет Анохину за руку.) Не уходите… (Диме, строго.) Тебе что, шофер сказал?
Д и м а (удивленно). Какой шофер?
И р а. Наш… Твой… Который, словом, тебя привез.
Д и м а (смотрит на нее, затем на Анохину). Я со станции автобусом. И ни слова с шофером…
И р а (испытующе). Который в тот раз…
А н о х и н а. Гудошник? (Диме.) Артист.
Д и м а (облегченно). Ах, тот?
И р а (вызывающе). Да, тот. Именно тот.
Д и м а (улыбается). Душевный человек. Но с того вечера ни разу не встретился мне.
И р а. А я думала… Дима! (Бросается к нему, останавливается.) Галина Степановна, можно я его поцелую?
А н о х и н а. Давно пора.
И р а (целует Диму). Ты еще лучше, чем я думала! Самый лучший! Это говорит тебе не какая-нибудь десятиклассница, а работница ведущей профессии текстильной промышленности. Да еще из знаменитой бригады! Звучит?
Д и м а. Как тебе сказать…
И р а. Прямо. Да или нет?
Д и м а. В целом… звучит.
И р а. То-то же! Садись, я сейчас чаю!.. (Усаживает его на стул.)
Д и м а (несколько ошарашен всем происшедшим). А что мне все-таки должен был сказать шофер?
И р а (смеется). Да что ты пристал с шофером?!
Д и м а. Я пристал?! Да ты ведь сама говорила…
И р а. Ничего я не говорила!
Д и м а. Галина Степановна, слышите? Она не говорила!
А н о х и н а. А ну прекратите! Тоже мне, выясняете отношения, словно вы уже… муж и жена! (Диме.) Рассказал бы лучше: как здесь очутился?
Д и м а. Пошел к заму по кадрам. Так и так, говорю…
И р а. А он?
Д и м а. Сначала разъяснил мне значение целлюлозно-бумажной промышленности в народнохозяйственном плане.
И р а. Ты бы ему сказал…
Д и м а. А он сам мне сказал, что с любовью, к сожалению, даже отделу кадров приходится считаться.
А н о х и н а. Если она прошла испытание на прочность.
Влетает В е р а. На ней тоже ситцевое платье.
В е р а. Так и знала!.. Галина Степановна, вы нам срываете весь бал!
А н о х и н а. Погоди, человек чайку с дороги попьет.
В е р а (Диме). Отставной жених?
Д и м а (вспыхнул). Как — «отставной»?!
В е р а. Ой, простите! Вы Дима?
Д и м а (не слушая ее; Ире). Значит, я отставной, а…
В е р а. Чем орать, лучше признайтесь, что вам шофер наплел. Только правду! Слышите?
Дима перевел недоуменный взгляд с Иры на Анохину.
А н о х и н а (Вере). Если я услышу еще хоть словечко про шофера…
И р а (обнимает Веру; радостно). Он шофера не видел.
В е р а. В таком случае… (грациозно кланяется Диме) имею честь пригласить на бал.
Д и м а. Но без галстука как-то не…
А н о х и н а. Звучит, звучит.
В е р а. Зато на вас ситцевая рубашка…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В аннотации от издателя к 1-му изданию книги указано, что книга "написана в остропублицистическом стиле, направлена против международного сионизма — одного из главных отрядов антикоммунистических сил. Книга включает в себя и воспоминания автора о тревожной юности, и рассказы о фронтовых встречах. Архивные разыскания и письма обманутых сионизмом людей перемежаются памфлетами и путевыми заметками — в этом истинная документальность произведения. Цезарь Солодарь рассказывает о том, что сам видел, опираясь на подлинные документы, используя невольные признания сионистских лидеров и их прессы".В аннотации ко 2-му дополненному изданию книги указано, что она "написана в жанре художественной публицистики, направлена против сионизма — одного из главных отрядов антикоммунистических сил.
Цезарь Солодарь — старейший советский писатель и драматург. В новый сборник писателя «Тем, кто хочет знать» входят пять пьес. Пьесы написаны на разные темы, но их объединяет правдивость, острота сюжета, идейная направленность. Автор хорошо владеет материалом. И о чем бы он ни писал — о днях войны, или о недостойных действиях американской разведки в наше время, или о грязных делах международного сионизма, — пьесы получаются злободневными и динамичными, с легким, всегда нравящимся читателю налетом комизма и читаются с неослабевающим интересом.