Ситцевый бал - [15]

Шрифт
Интервал

. Настя, отвечай на каждое мое письмо.

Н а с т я. На каждое? (С грустной улыбкой.) Нет, Витусик, уж до такой степени я не перевоспитаюсь… Да и Вадима не очень-то обрадует твоя переписка со мной.

Т а т ь я н а  С т е п а н о в н а. А мне, Настя, ответишь?

Н а с т я (после паузы). Сейчас вы искренне верите, что вам захочется узнать, как я живу. А замотаетесь домашними делами, вы… не обижайтесь, Татьяна Степановна… и забудете, как меня зовут.

В и к а. Настя!

Т а т ь я н а  С т е п а н о в н а (Насте). Не везло тебе, видать, на людей. (Вике.) Пошли. (Пропустив вперед Вику, задерживается в дверях.) Обязательно нам свидеться надо… Нет, кое-что уже сейчас скажу. (Вике.) Иди, Вика, догоню. (Насте.) Слушай, Настя. Володя, муж мой, когда с фронта вернулся, про политрука своего рассказал. Володя и сейчас у меня может в пылу дров наломать, а в молодости совсем все с маху решал. Знаешь, есть такие — по первому порыву, а потом спохватываются. Володя мой ротой командовал, а политрук у него годами постарше был. И все твердил ему… даже я с Володиных слов запомнила… «В каждом человеке, а стало быть, в каждом красноармейце есть вроде бы белые и черные клавиши, и мы с тобой, товарищ лейтенант, обязаны, — говорил, — больше на белых играть». Понимаешь, на белых. Сдается мне, Анастасия, больше на твоих черных клавишах играли. А теперь ты сама больше на белые нажимай.


Вбегает запыхавшийся  С т е п и ч е в.


С т е п и ч е в. Извините, Татьяна Степановна! Суть в том, что таксист бунтует! (Осмотревшись.) Но если вам нужно договорить… (Показывает ключи от автомашины.) На всякий случай я у него ключи отнял.

Т а т ь я н а  С т е п а н о в н а. Нет, мы уже договорили. (Насте.) Верно?


Настя молчит. Т а т ь я н а  С т е п а н о в н а  и  С т е п и ч е в  уходят.

Настя подходит к столу, закрывает торт крышкой от коробки, вазу с цветами ставит на Викину тумбочку под фотоснимком Вадима.

Возвращается к столу. Садится. Задумывается.

Кладет голову на руки. Может быть, плачет.

Стучат в дверь. Настя не реагирует. Стук более настойчивый.


Н а с т я (очнулась, вытерла глаза, встала). Войдите.


Входит  О л е г  Б о р и с о в и ч. Ему лет под сорок, хорошо одет и причесан.


О л е г  Б о р и с о в и ч. Добрый вечер, девочка моя. Не ждала?


Настя покачала головой.


Истосковался по тебе — и ни министерство, ни билет в Большой на «Анну Каренину» с Плисецкой не смогли меня задержать в Москве до конца командировки. Ты меня понимаешь.


Настя кивает.


Всего полтора часа, как я с поезда. Но какая-то интуиция потянула меня к твоим окнам. Постоял, поглядел, понял, что сегодня пустой номер, и собрался восвояси…

Н а с т я. Подвела интуиция?

О л е г  Б о р и с о в и ч (самодовольно). О нет! Вижу, подкатывает на такси Костя Степичев и галантно подсаживает Викторию с какой-то блеклой женщиной. Конечно, родная, я не мог упустить такой благоприятный случай.

Н а с т я. Ты никогда не упустишь благоприятный случай.

О л е г  Б о р и с о в и ч (по-своему трактует ее отчужденность). Подозреваешь, что меня заметили в коридоре? Не волнуйся, Настюша, я был осторожен.

Н а с т я. Я не волнуюсь. Знаю, как вы осторожны, Олег Борисович.

О л е г  Б о р и с о в и ч. «Олег Борисович». Какая-то ты сегодня другая.

Н а с т я. К сожалению, пока еще нет.

О л е г  Б о р и с о в и ч. Ты недовольна моим поздним приходом без предупреждения, я понимаю. Но пойми, родная, и меня. (Достает из кармана изящно упакованную небольшую вещицу.) Мне так хотелось вручить тебе это сейчас, а не завтра украдкой в институте.


Настя не протягивает руку за подарком, и он вынужден положить его на стол.


Н а с т я (не прикасаясь к подарку). Что это?

О л е г  Б о р и с о в и ч (удовлетворенно улыбаясь). Французские духи. Шанель номер два. Запах не резкий, в твоем вкусе.

Н а с т я. Цена?

О л е г  Б о р и с о в и ч. Ты меня обижаешь, девочка. Сама знаешь, что для тебя…

Н а с т я. Все знаю. Цена?

О л е г  Б о р и с о в и ч (пожимая плечами, обиженно). Допустим, шестьдесят два рубля. Ну и что? Я для тебя…

Н а с т я. А нужно всего двадцать шесть восемьдесят.

О л е г  Б о р и с о в и ч (поспешно). Пожалуйста! Завтра в одиннадцать положу тебе под машинку тридцать… Сорок!

Н а с т я. Завтра в десять — не позже! — пойдите в универмаг. Пальтишко, очень на вид приятное, с изящной отделкой под мех, — и всего двадцать шесть восемьдесят.

О л е г  Б о р и с о в и ч (возмущенно). Чтобы ты носила такую дешевку? Никогда!

Н а с т я. Пальтишко для вашей дочки, Олег Борисович. Как заботливый отец, вы, конечно, знаете, что детские вещи у нас недороги. Позавчера я зашла в детский сад. Гляжу, у вашей Светки вот такое пальтишко. (Показывает, как коротки рукава.) Девочка давно выросла из него. Здесь все вытерто. И две заплатки — вот тут и тут. (Показывает.)

О л е г  Б о р и с о в и ч (сдерживая раздражение). Какое ты имеешь к этому отношение?!

Н а с т я. Самое прямое. Я думала, что ворую у твоей дочки только отцовское время и внимание. А оказывается, ворую у нее и отцовские деньги.

О л е г  Б о р и с о в и ч. Ну, знаешь!..

Н а с т я. Мне покупаешь французские духи, а Светка ходит в ужасном пальтишке. Рваном, не по росту.


Еще от автора Цезарь Самойлович Солодарь
Темная завеса

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дикая полынь

В аннотации от издателя к 1-му изданию книги указано, что книга "написана в остропублицистическом стиле, направлена против международного сионизма — одного из главных отрядов антикоммунистических сил. Книга включает в себя и воспоминания автора о тревожной юности, и рассказы о фронтовых встречах. Архивные разыскания и письма обманутых сионизмом людей перемежаются памфлетами и путевыми заметками — в этом истинная документальность произведения. Цезарь Солодарь рассказывает о том, что сам видел, опираясь на подлинные документы, используя невольные признания сионистских лидеров и их прессы".В аннотации ко 2-му дополненному изданию книги указано, что она "написана в жанре художественной публицистики, направлена ​​против сионизма — одного из главных отрядов антикоммунистических сил.


Тем, кто хочет знать

Цезарь Солодарь — старейший советский писатель и драматург. В новый сборник писателя «Тем, кто хочет знать» входят пять пьес. Пьесы написаны на разные темы, но их объединяет правдивость, острота сюжета, идейная направленность. Автор хорошо владеет материалом. И о чем бы он ни писал — о днях войны, или о недостойных действиях американской разведки в наше время, или о грязных делах международного сионизма, — пьесы получаются злободневными и динамичными, с легким, всегда нравящимся читателю налетом комизма и читаются с неослабевающим интересом.