Ситцевый бал - [13]

Шрифт
Интервал

Ну и в тридцать седьмом Валентина Хетагурова обратилась через газеты и по радио: приезжайте, девушки, на Дальний Восток! И откликнулись девчата отовсюду. Я тоже хетагуровка. Наш эшелон из Ленинграда уходил. Провожали нас с цветами, с подарками, хотя кое-кто в душе сомневался, выдержим ли мы дальневосточные трудности. Провожали нас такой, помню, песней… (Тихо напевает.)

«Поезжайте, девушки,
Не скучайте, девушки…»

С т е п и ч е в (подпевает).

«Слышится последний гудок».

Н а с т я. Вы откуда знаете?

С т е п и ч е в. Старая пластинка сохранилась. У мамы… У родителей. Песня Дунаевского. (Подпевает Татьяне Степановне.)

«Не грустите, девушки,
Напишите, девушки,
Как вас встретил Дальний Восток».

Т а т ь я н а  С т е п а н о в н а. Хорошо встретил. Но чего скрывать, трудно было. Конечно, не так, как первым — кто Комсомольск-на-Амуре строил. Но и мы до Хабаровска семнадцать суток по России добирались. И хоть май был, вслед за льдами трое суток из Хабаровска плыли до нашего пункта. Жить в палатках, корчевать тайгу, возить воду на лошадке из Амура, даже до головы извозюкаться в болоте не так уж приятно. А держались. Но вот когда в конце мая выпал снег на полметра…

В и к а. Вадик писал, у них второго сентября выпал снег. (Насте.) Помнишь?

Т а т ь я н а  С т е п а н о в н а. Вадик в теплом домике живет. А хетагуровки — в палатках. Скрывать нечего: когда замел снежный буран, тут уж кое-кто приуныл. Оставляем с вечера воду на чай, а она к утру лед льдом. И все же на весь наш эшелон — ни одной дезертирки. Одна девушка, правда, придумала хитроумный план. Выпросила коротенькую командировку в Хабаровск, а мы видим, все до одной вещички в чемодан почему-то уложила. Парень, которого она любила, только в самый последний момент догадался. Побежал к ней, поговорил, девушка — в слезы…

В и к а. И он… простил ее?

Т а т ь я н а  С т е п а н о в н а. Она сама свою командировку — в клочья… А осенью свадьбу сыграли. Белой фаты и обручальных колец не было. Зато любовь была. Крепкая любовь. (Вике.) Она все одолеет. Вот они и по сей день вместе. Она, Анна Максимовна, тоже у постели Вадима дежурила…

С т е п и ч е в. Прошло больше сорока лет, а вы, по сути, по-прежнему хетагуровки.

Т а т ь я н а  С т е п а н о в н а. А кому же ночами дежурить? Молодых утром ждет работа, а мы пенсионерки, утром спешить некуда.

Н а с т я. Пенсионерки, конечно, продолжают быть хетагуровками. Но ваша дочка, извините, все-таки Ленинград предпочла.

Т а т ь я н а  С т е п а н о в н а. У моей Оли муж — военный. Его в академию приняли. Но ради нее не хотят почему-то переводить академию из Ленинграда в Комсомольск-на-Амуре.

В и к а (словно очнулась). Вадим долго был без сознания?

Т а т ь я н а  С т е п а н о в н а. Двое суток, Вика. И тебя одну, чего скрывать, в бреду вспоминал. Вика — так, Викуха — сяк…

В и к а (глухо). Это я Вадика довела… Я! Мое… гнусное письмо.

Т а т ь я н а  С т е п а н о в н а. Не казнись понапрасну. Никакого твоего письма Вадим не получал.


Вика поражена.


Ни гнусного, ни доброго. Вот когда очнулся, сразу же потребовал: выкладывайте, ребята, два письма от Вики!

С т е п и ч е в. Именно два?

Т а т ь я н а  С т е п а н о в н а. Ребята говорят, точно рассчитал. (Вике.) Обычно же от тебя два письма в неделю приходили. Так ведь?.. А тут ни одного Вадиму не дали. Чего скрывать, крепко парень загрустил. Все притворялся, что спит, — говорить ни с кем не хотел… Теперь, наверно, ему уже четвертое твое письмо получить положено…

В и к а (подбегает к Насте). То проклятое письмо ушло девятого?

Н а с т я. То нормальное письмо ушло десятого.

Т а т ь я н а  С т е п а н о в н а. А беда с Вадимом двенадцатого приключилась. Не успело еще твое письмо дойти.

В и к а (с тревогой). А в больницу… Вадику не принесли?

Т а т ь я н а  С т е п а н о в н а. Письмо показалось ребятам каким-то странным. Адрес не твоей рукой написан. Конверт с официальным штампом института.

Н а с т я (отвечая на вопросительный взгляд Вики). У тебя вечером, помнишь, не оказалось конверта. Я утром взяла письмо с собой. И немедленно отправила. (Татьяне Степановне.) А что страшного в институтском конверте, не понимаю.

Т а т ь я н а  С т е п а н о в н а. Ребята встревожились, не случилось ли чего с Викой. (Вике.) Вдруг из института сообщение: ты опасно заболела. Или под машину угодила. И решили коллективно распечатать.

Н а с т я. Какая бестактность! Вскрыть и прочесть чужое письмо!

В и к а (Насте). Правильно сделали! Мы тогда… я тогда написала…

Т а т ь я н а  С т е п а н о в н а. Я не читала, но ребята сказали, подкосило бы оно Вадима. (Насте.) Выходит, неспроста их чужой почерк встревожил. И фирменный конверт. (Вике.) Вот тебе твое письмо. (Вынимает из сумочки письмо, отдает Вике.)


Вика разрывает его на клочки.


Н а с т я. Ну вот, инцидент исчерпан. (Вике.) Можешь успокоиться.

В и к а. Нет! Нет! (Бережно подбирает с пола оторванный клочок письма.) Лицемерить не буду! Он должен знать правду.

Н а с т я. Тем более что это целиком выгораживает тебя.

Т а т ь я н а  С т е п а н о в н а (недоуменно). Как это понять — «выгораживает»?

В и к а. Настя, не надо. Это ужасное письмо написала я! И нечего изображать меня несмышленышем октябренком или бесхарактерной дурочкой.


Еще от автора Цезарь Самойлович Солодарь
Темная завеса

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Тем, кто хочет знать

Цезарь Солодарь — старейший советский писатель и драматург. В новый сборник писателя «Тем, кто хочет знать» входят пять пьес. Пьесы написаны на разные темы, но их объединяет правдивость, острота сюжета, идейная направленность. Автор хорошо владеет материалом. И о чем бы он ни писал — о днях войны, или о недостойных действиях американской разведки в наше время, или о грязных делах международного сионизма, — пьесы получаются злободневными и динамичными, с легким, всегда нравящимся читателю налетом комизма и читаются с неослабевающим интересом.


Дикая полынь

В аннотации от издателя к 1-му изданию книги указано, что книга "написана в остропублицистическом стиле, направлена против международного сионизма — одного из главных отрядов антикоммунистических сил. Книга включает в себя и воспоминания автора о тревожной юности, и рассказы о фронтовых встречах. Архивные разыскания и письма обманутых сионизмом людей перемежаются памфлетами и путевыми заметками — в этом истинная документальность произведения. Цезарь Солодарь рассказывает о том, что сам видел, опираясь на подлинные документы, используя невольные признания сионистских лидеров и их прессы".В аннотации ко 2-му дополненному изданию книги указано, что она "написана в жанре художественной публицистики, направлена ​​против сионизма — одного из главных отрядов антикоммунистических сил.