Синее око - [40]

Некультурно вела себя на танцах в клубе «Уран». Танцевала стилем». Ниже стихи:

Тебе должны сказать сурово:

Не будь стилягой, Иванова!

Своей фамилией гордись!

За рок-эн-роллом не гонись!

Еще фотография. Вполне пожилой человек. Заметно испуган. В макинтоше. К фотографии подрисован лежащий лев. Человек поместился на льве.

«Касьян Игнатьевич Кукушкин, уполномоченный Псковского облпотребсоюза. Был снят комсомольским патрулем со статуи льва возле Дворцового моста, куда он попал после соответствующей дозы спиртного».

Стихи такие:

Чтоб стать великим, будто Пушкин,

Залез на льва Касьян Кукушкин.

Но в этом плане был изъян:

Не усидел на льве Касьян.

К фото Паши Францева пририсозана большая бутылка. Будто весь он в бутылке сидит, только голова снаружи. «Павел Францев, токарь с завода «Поршень», находясь в нетрезвом состоянии, приставал к прохожим, а также пытался вступить в разговор с памятником Петру Первому на площади Декабристов. Оказал сопротивление комсомольскому патрулю».

На солнце есть протуберанцы,

Их могут тучи заслонить,

Но навсегда запомни, Францев,

Что пятна с совести не смыть!

Как раз кончился рабочий день. У только повешенной витрины густо народу. Стоят довольно молодые специалисты из одного проектного института. Близорукий полковник тянется к тексту стихов. Пенсионер с тростью. Парень в ковбойке. Парень в комбинезоне. Просто юноши с хохолками. Счетный работник с портфелем. Лощеный интеллигент киношного вида. Читают. Чуть, еле заметно ухмыляются. Сдержанные люди. Ленинградцы.

Топ-топ-топ... Девушка идет по панели. Неподступная. С очень тонкой талией, в узкой юбке. Похожа на Майку. Похожа на Раису Иванову, кондуктора, как она нарисована на витрине «Они мешают нам жить». Красивая девушка проходит мимо утомившихся за целый рабочий день, а теперь занятых сатирической газетой мужчин разных возрастов.

Первыми оторвались от сатиры юноши с хохолками. Глядят на девушку восхищенно и немо. Близорукий полковник безотчетно сделал шаг к идущей девушке. Счетный работник раздвоил внимание: и сатиру нужно усвоить, и этот звук каблуков... Парень в ковбойке подмигнул парню в комбинезоне. Интеллигент повернулся к девушке медленно и откровенно. Молодые специалисты занервничали.

Женщины тоже стоят у витрины. Они теперь усерднее читают обличительные тексты. Красивая девушка поравнялась с ними. Они громче хмыкают и понимающе взглядывают друг на друга.

Тук-тук-тук... Нет девушки. Ушла.

———

В общежитии идет крупный мужской разговор. Все сидят по своим кроватям. В комнате всего-то два стула да табуретка. Оля села к Олегу Холодову. Куда же ей еще сесть?

— Меня в тот раз, когда ты завел заварушку со сверхурочной работой, предупреждали в парткоме... — Речь держит Пушкарь. — Тогда еще сказали, что Францева укоротить надо. А теперь звание коммунистического труда снимут. Это же на весь город позор, это же... Вкалывали целый квартал, как звери. И по производству, и с морально-бытовой стороны, и все учимся... На городскую Доску почета должны были занести... А теперь всем из-за одного страдать...

— Я не считаю себя виноватым, — медленно говорит Францев. — Меня повесили на доску не за то, что выпил... Я не позволю мне руки выкручивать.

— Но в этом плане был изъян, — грустно произносит Севочка, — не усидел на льве Касьян.

Никто не смеется этим стишкам.

— Снимайте с меня всякие там звания! Хватайте! Вывешивайте на стенку!

— Чего ты вопишь, как пацан? Не о тебе забота, о ребятах, о всей бригаде. — Пушкарь вроде сбавил тон.

— Все мы, любой бы из нас выпить не отказался, если, конечно, условия есть. Если хата подходящая и всё такое... Чтобы все свои. Ну вот, допустим, я женюсь, или еще что, вот первенство города выиграем, можем же мы?.. — Это Володя Рубин.

— У Михаила Пришвина есть такое высказывание. — Олег Холодов читает по своей тетрадке: — «Воздух от сжатия становится твердым, а человек от самоограничения — свободным».

— Вот и давайте. Валяйте, затвердевайте. Меня не в кокиль отливали. Я не поковка — человек. Не на станке меня делали... И не рубанком строгали... И мораль для меня — это не то, что на табличках написано... Ах, бригада комтруда, ах, какие мы правильные... Ах, план перевыполнили... А деталям на складе валяться?

— Ну, это, знаешь, не тема для дискуссии. — Пушкарь опять ярится.

— Ах, не тема? Чтобы всё шито-крыто...

— А чего тут говорить? Напился? Напился. — Это Севочка. — Все вместе принимали обязательство не пить? Принимали. Не пили? Не пили. Почему одному можно, а всем нельзя?

— Вот я и говорю... — Это Володя Рубин. — Давайте я сбегаю...

— Да подожди ты об этом. — Пушкарь перебил. — Не об водке речь идет. Почему ты, Францев, не хочешь жить, как все? Мы к тебе с открытой душой, а тебе итальянского языку подавай... В Эрмитаж все вместе пошли, так ты за первой же бабой увязался...

— Ты думай, Пушкарь!.. Я тебе не позволю... Я никому не позволю... Чтобы всякий лез нечистыми руками... Что ты понимаешь в этом?.. Может, ты свои чувства потратил на баб, и все они для тебя, эти бабы, как коленчатые валы... Что ты понимаешь?.. Ладно. Хватит. Как-нибудь проживу без вашей коллективной морали. На моем станке пусть пока Петька Рассказов работает. Больше никого не пускайте. Хороший станок. Вмиг заделают...