Синее око - [39]

Вылезла из густеры «Волга». Радиатор у нее редкозубый, а фары желтые. Будто лицо, лупоглазое и плотоядное. Широков подрулил к леснику. Прочел надпись на вновь поставленном щите.

Глядит на лесника немного растерянно, будто участия ищет.

Лесник ликует, злорадствует:

— Девочку-то упустил? Ушла девочка?

— Никуда она не уйдет.

Широков вильнул рулем, погнал машину прочь от лесника.

...Лесник идет, глядит себе под ноги, а там на серой боровой супеси тянется козий след — цепочка лунок прошита острыми каблучками. Цепочка примята машинным следом, но не пропала.

Лесник будто звериную вязь на тропе читает. Он волнуется и спешит, страшится и предвкушает. Вдруг оборвалась цепочка. Видно: девушка мялась на месте, колола каблуками пятачок на дороге. И машина тут же стояла и мужские ботинки топтались,

— Коротенькая у козы стежка, — сказал лесник и плюнул.

Дальше идет понуро. Дорога размыта. Следов не видать. А вот еще сухая боровинка. Опять лунки на песке. Значит, девушка обежала стороной промоины на дороге. Козий след не пропал.

— Эй! — кричит лесник. — Держись! Будь счастлива!

Идут в обнимку по набережной Паша Францев с иностранным матросиком.

— Я ее люблю, — говорит Паша. Он останавливается, берет матроса за грудки, притягивает близко к себе. Я ее люблю, а ей надо другое.

Матрос уже совсем пьяненький. Его мысли сейчас хоть слабо, но работают в привычном направлении:

— Гёрлз... — бормочет матрос.

Францев отпускает его и опять тянет к себе...

— Ей надо другое. Им всем надо другое. Они все — продукты эпохи.

— Йес, йес, — бормочет матрос.

Паша Францев остановился против Медного всадника, силится заглянуть Петру Первому в глаза.

Не дотянуться.

— Ты продукт эпохи? — спрашивает Францев у Всадника. — А? Или ты не продукт эпохи? Ты думаешь, я продукт эпохи?..

Гуляющие пары задерживаются поглядеть и посмеяться на разговор парнишки с Петром Первым.

К Францеву подходит чета престарелых тихоньких людей. Он в фетровой шляпе и в галстуке с большим узлом. Она в очках, а каблуки подбиты к ее черным туфлям толстые, каждый с доброе лошажье копыто.

— Молодой человек, — говорит мужчина, — вы разговариваете с Петром Первым, как разговаривал ваш ровесник в прошлом веке, петербургский чиновник Евгений. Вы помните, в «Медном всаднике» ?..

— Мы с мужем из Вологды приехали в отпуск, — говорит женщина. — Как раз перед отъездом еще раз перечли «Медного всадника», здесь балет посмотрели... И вдруг такое совпадение... Вы помните, как у Пушкина это описано?

Она читает однотонно и строго, не мигая, глядит на Францева:

Кругом подножия кумира

Безумец бедный обошел

И взоры дикие навел

На лик державца полумира.

Стеснилась грудь его. Чело

К решетке хладной прилегло,

Глаза подернулись туманом,

По сердцу пламень пробежал,

Вскипела кровь. Он мрачен стал

Пред горделивым истуканом

И, зубы стиснув, пальцы сжав,

Как обуянный силой черной,

«Добро, строитель чудотворный! —

Шепнул он, злобно задрожав, —

Ужо тебе!..» И вдруг стремглав

Бежать пустился...

— Ужо тебе! — грозится Паша Францев. Он не глядит на Петра. — Мы еще с тобой посчитаемся, Ромочка. Слабак…

— Конечно, если бы его сразу остановить, он бы так не напился. — Оля прибежала в мужское общежитие, докладывает бригаде Пушкаря. — А он этого иностранца напоил. Сам же тот не мог, правда ведь? Иностранца нельзя было одного бросить в чужом городе. Да еще пьяного. На Францева тоже мало надежды. Я его взяла, иностранца-то, под руку, думаю, хоть милиционеру отдам, а потом уже за Пашей побегу. Он обниматься лезет, намучилась с ним, сдала всё же... Там ему помогут.

— Ну, а Пашка-то где, паразит? Себя уронит и нас всех подведет под монастырь. — Пушкарь в большом гневе.

— Он как сквозь землю провалился. Я и на Невском его искала, и в рестораны, какие попроще, во все заглянула — нигде нет. Я прямо села на автобус, на двойку, — и сюда к вам.

— А вот завтра его надо в газетку поместить, в «Комсомольский резец». — Такая точка зрения у Олега Холодова.

— Ну, с этим не нужно торопиться. — Пушкарь крепит на рукаве красную повязку дружинника. — Если не попадется в какую историю, не нужно на заводе огласку давать. Мы ему сами вжарим.

Володя Рубин задумчиво глядит на часы:

— А добавить-то ему всё равно уже негде.

— А ну-ка, орлы-мухоеды, вперед на запад! — Это Севочка Лакшин. — Прочешем полночный град! Изловим нарушителя спокойствия Пашу Францева!

Бригада гурьбой устремляется в дверь.

Пашу ведут под руки два дюжих дружинника.

Францев рвется на волю:

— А ну пустите! Я вам что? Вы что, издеваетесь?

Дружинники молча и неуклонно справляют свою обязанность. Ведут.

— Вы что думаете, можно издеваться над рабочим человеком? Не-ет!

Паша толкает плечом левого дружинника.

Освободился. Стоит, сбычился. Трудно дышит.

— Не смеете меня трогать!

Дружинники изловчились. Есть. Взяли Пашу. Ведут.

Большая, свежераскрашенная витрина на стене: «Они мешают нам жить». Фотография женщины. Нерезкий снимок. К фотографии пририсовано туловище, очень длинные ноги, очень тоненькие каблуки, очень узкая юбка. Подпись такая: «Раиса Иванова, кондуктор трампарка имени Бородина.