Синее око - [42]

— Товарищ лейтенант, так я же со своим мотоциклом в законном браке. Я за него ручаюсь. Он у меня что хочешь вывезет...

Францев приобнял холодильник, несет его по говорливой лесенке на второй этаж, в материнскую комнату.

— Пашенька, — радостно, но в то же время и жалостно приговаривает мать, — ты сам здесь живи. Что же я буду одна-то прохлаждаться около холодильника?

— Мама, давай испытаем холодильник, я сейчас сбегаю за бутылкой вина, мы вино остудим.

— Тебе же пить нельзя, ты же в коммунистической бригаде.

— Я, наверно, уйду с завода.

— Ну и слава богу! Тебе учиться надо. Образование получить.

— Да нет же, мать, я не про то.

— А про что же?

— Я сбегаю за бутылкой...

Идет совещание районного актива. На сцене трибуна и президиум: три ряда стульев за столом. Председательствующий объявляет:

— Слово предоставляется директору завода «Поршень» товарищу Евлампиеву, приготовиться бригадиру коммунистического труда фабрики «Веретено» товарищу Кокоревой.

— Главная наша беда, товарищи, — говорит директор, — это текучесть кадров. Для многих квалифицированных станочников работа на заводе стала сезонной обязанностью. Зиму они стоят у станка, а летом устремляются за город. Многие имеют там собственные дома или хотя бы будки: наподобие собачьих конур. Дышат вольным воздухом, возделывают, понимаете, клубничку или, к примеру, настурцию.

Реплика из зала:

— Видимо, стремятся к гармоническому развитию личности.

— Она у нас вот где сидит, эта гармония, — в печенках! До чего ведь доходит дело: и молодежь на эту удочку ловится. Вот был у нас токарь Павел Францев. Думающий парень. Рационализатор. В коммунистической бригаде работал. Бросил завод. Говорят, видели его, на своем участке в пригороде грядки копает. А в свободное, так сказать, от сельского хозяйства время, рыбу по магазинам развозит...

Голос из президиума:

— Невелика потеря для завода. Францев замешан в пьянке. В районную сатирическую газету попал.

— Ну, знаете, — директор разводит руками, — сам я видал этих пьяниц, и надоели мне они, но ведь людей теряем... Где их потом подберешь?

У газетной витрины стоят люди, читают «Советский спорт». Большинство в пиджаках, но некоторые уже оделись надежней. Сентябрь. На проспекте просторно. Рабочее время. Сентябрь в Ленинграде ясен без роскошества зноя, прохладен без озноба, мускулист без юношеского томления, зрел без оглядки на прошлое. В сентябре хорошо.

В газете снимок: лодка-восьмерка на воде. Рулевой смотрит в объектив, загребной повернулся к корреспонденту и улыбнулся. Заголовок: «Быстрые весла».

Паша Францев близко подошел к газете, читает не спеша.

«...Неудачным было выступление Романа Широкова... Очевидно, сказалась недостаточная подготовка спортивных судов к этим ответственным соревнованиям...»

— Ну да, — говорит Паша, — ему нужно моторчик в скиф ставить, тогда он будет выигрывать. — Соседи понимающе глядят на Пашу...

Францев идет к обочине панели. Там стоит мотороллер с железным ящиком. На ящике написано: «рыба».

Майка идет по Невскому. Остановилась и смотрит на Пашу. Она хорошо загорела летом. Кажется, похудела.

Францев тоже глядит на нее. Они еще молчат, еще не знают ничего о том, что будет с ними через минуту. Только бы наглядеться...

— Здравствуй, — говорит Майка.

Даже такое простое слово разрушает радость незнания.

— Привет, — твердо говорит Паша.

— А я всё лето в Братске была, — говорит Майка, — столько там всякого нарисовала — прелесть. Мы туда пятеро девчонок из Академии ездили.

— Ты что, о Широкове хочешь прочесть? — говорит Паша. — Там о нем всё сказано. Добавить нечего.

— Паша, — говорит Майка, — я хочу с тобой еще раз покататься на спунинге. Можно, Паша, я с тобой покатаюсь?

Францев силится устоять, не поддаться этой женской обворожительной агрессии. Но он так стосковался по Майке и так он молод, что скрыть ничего не может. Лицо его выдает. Он еще пытается сопротивляться, еще презрительно выпячивает губу...

— Я тоже в газету попал. Не хуже Широкова. Есть такая газета: «Они нам мешают жить». Я вам мешаю жить... — Паша наконец не стерпел, улыбнулся...

— Я знаю, — говорит Майка, — я про тебя всё-всё знаю.

— А что ты знаешь? — Францев — настороженный человек.

— Я знаю, что тебя любит девушка, которая таким страшным голосом кричит: «Хуп-па! — Майка складывает ладошки рупором, изображает, как кричит Оля — рулевой.

— Эта девочка, — говорит Францев, — учится грести сама, без помощи олимпийских чемпионов. Она всему в жизни сама учится. И никому не позволяет трогать себя руками в учебном ящике.

Паша идет к своему рыбному фургону. И Майка следом за ним.

— Паша, — говорит она, — ты подожди, не уезжай, не протухнет твоя рыба. Мне всё время кажется, что мы не то говорим. Не так. Не правду...

Паша оседлал мотороллер.

Утро ветреное и с дождем. Листья на кленах еще могли бы пожить, накалились бы до прозрачности, но их кидает ветер на черную воду Крестовки. Листья парусят, ходят галсами по реке.

Бон отмытый и пустой. Ворота эллинга заперты. Пусто. Конец гребному сезону. Последнюю афишу сорвали со стенки гребного клуба, но можно еще прочесть: «Осенний приз».