Синее море, жёлтый песок, или Семь месяцев не предел - [19]

Я шла к себе в спальню досыпать свой сон. Лежа в кровати, и вспоминая, как Ева меня самоотверженно охраняла, я похвалила свою кошечку.

— Молодец, — сказала я ей, — завтра получишь награду. Вернее, уже сегодня.

Ну и кошка, думала я. Просто собака, только в кошачьем обличье. Я вспомнила, что моя Ева ни к кому не идет на руки, кроме меня. Еду требует только у меня. И всякую гадость в кровать, вроде придушенных мышек, подкладывает тоже мне. На, мол, перекуси. Не голодай.

А какая она охотница! Никакая букашка, кузнечик, ящерка не пролетит и не проползет мимо неё. Сегодня днем в зубах тащила какого-то суслика. Я думаю, опять ко мне в постель. Но мы с девчонками так кричали и верещали, что она не донесла его даже до крыльца. Бросила посреди двора от испуга. А сама снова нырнула в траву в поисках какой-то живности. И, наверняка, притупить нашу бдительность. Кричите, кричите. А я всё равно поступлю так, как считаю нужным. Хитрюга ещё та.

Аурел, как всегда, был в полуобморочном состоянии. И орал громче меня с девчонками. Видя придушенного суслика, быстро присел на край фонтана. Очевидно, ноги его не держали. А от моего предложения взять лопату, и закопать где-нибудь в саду бедную еврашку, он чуть от ужаса не свалился в этот самый фонтан.

Зато Мирче повел себя, как настоящий мачо. Прихватил лопату, и скрылся глубоко в саду. Сделал всю работу за нашего садовника спокойно, и не торопясь.

Что за дивный кусочек зеленой природы — этот сад. Это даже не сад. Это — Эдем! Среди каких-то диких степей, жаркой равнины, этот древний смелый человек, или умный, не знаю, как правильнее сказать, не побоялся, засадил и вырастил такие чудесные деревья. И не только деревья. Кусты благородных ягод, южного лавра, шиповника. Всё смешалось, и, что удивительно, росло и плодоносило на этой земле.

Его никто не поливает, никто не ухаживает за ним. А он растет себе спокойно всем на радость, и одаривает нас своими ароматными и сладкими фруктами.

Виноград был посажен вдоль забора почти по всему периметру усадьбы. Его тяжелые полные гроздья наливались живительным соком и зрели под жаркими лучами солнца. Сами, не прося ни у кого помощи. Просто удивительно.

Наверное, где-то под землей близко протекает подземная река, и питает всю эту растительность своей прохладной водой. Эта же река наполняет наш колодец, откуда насосом подается вода к нам в ванные комнаты и на кухню. Очевидно, эта же река своими рукавами и руслами питает пресными водами и село, которое находится рядом с нашей усадьбой.

Не знаю. Так ли это? Но, чтобы там не было, а я благодарна тем людям, которые много лет назад создали здесь на земле свой уютный уголок. Свой рай.

А за завтраком наш стол напоминал прифронтовой госпиталь. Аурел, как всегда с перемотанным горлом и ногой, и к нему добавился еще один раненный — Мирче. Мне всё это легче было изобразить на полотне, потому что словами трудно описать. Но я постараюсь.

Ну, и картина! Голова у художника плотно перевязана бинтом, и, чтобы он не слезал, Ксеня перехватила его под подбородком. Получилась, белая шапочка с тоненькими повязочками. Завязанными на маленький бантик. Уши торчат, а на щеках приклеен лейкопластырь полосами крест на крест. Точно жених из мультфильма «Жил был пес». И везде просачивалась зеленка.

Он был похож на живого языческого идола, которого аборигены, чтобы плодоносила земля, мазали во всех местах. Только вместо крови у нас была зеленка, а на голове вместо перьев бинт. Такой себе вегетарианский божок.

Девчонок распирало от смеха, меня от злости. Какой нахал! Залез ко мне ночью в спальню и ему хоть бы что! Ни тени смущения, ни стыда. Сидит себе спокойненько, и жует блинчики со сметаной. Ну ладно. Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Я тебе сейчас устрою Кузькину мать.

— Что-то мне это напоминает, — заговорила я ехидным голосом.

— Что? — Быстро подхватила Дашка, услышав в моем тоне провокационные нотки.

— Такое впечатление, что у нас за столом сидят два военных разведчика. Они совсем недавно были засланы с тайной миссией на вражескую территорию. Их там враги схватили и зверски пытали. Но они каким-то невероятным способом вырвались из плена.

— В госпитале санитарка Ксеня их раны промыла и нежно перевязала, чтобы, не дай Бог, не причинить никакой боли, — продолжила за меня Дарья.

— А потом их отправили глубоко в тыл для восстановления здоровья, — не осталась в долгу и Люся.

— И теперь они на засекреченной государственной даче на Черном море зализывают свои рубцы и шастают по ночам в комнаты местных, порядочных дам, — продолжала я, упорно глядя на нашего художника. И от злости меня несло всё дальше и дальше:

   — Бандитская пуля, товарищ,

   Задела меня, невзначай!

   На море лечу свою немощь,

   И пью свой заваренный чай!

— Пела я громким голосом, не отрываясь от Мирче. Пусть он своей бабушке рассказывает, что не понимает, о чем я ему сейчас говорю. Лицо у художника стало пунцовым, а зеленка на щеках и голове — бурой.

Аурел тоже не поднимал глаз от чашки. Мастерски делал вид, что его ни что не может отвлечь от гадания на кофейной гуще. Так внимательно он всматривался в неё, так наклонял голову, что видно было его затылок. Но уши! Предательские уши говорили совсем другое. Они были настроены, как локаторы. Даже слегка вибрировали в тон нашего разговора.