Синее море, желтый песок,
Парусник виден вдали.
Сердце мое, как у юной Ассоль
Нежно трепещет в груди.
Там, где на волнах лежат небеса,
Яхту желаний несут паруса.
Строчки сами складывались в четверостишие у меня в голове, когда самолет, разогнавшись по взлетной полосе, на большой скорости взмыл в ясное голубое небо. В моих стихах сказочные паруса несли сказочную яхту желаний. А здесь, наяву, в настоящее время, не в выдуманное, меня нес на всех парах современный авиалайнер в современный мир новых встреч и ярких событий.
Я сидела в кресле у окна и смотрела, как быстро отдаляется земля, здание аэропорта, и аккуратные домики, прилегающего к нему, поселка. Левая рука лежала у меня на выпуклом животе, а правую я отвела и вытянула в сторону, стараясь, чтобы солнечные лучи коснулись моего безымянного пальца, на котором блестело золотое обручальное кольцо.
Я могла смотреть на него часами, днями, неделями и годами. От этого я получала такое удовольствие, какое получает маленькая девочка, когда ей разрешают первый раз в жизни накрасить лаком ногти, или губной помадой губы. Эта маленькая кокетка готова смотреть на себя в зеркало вечность.
Так и я. Прошло почти шесть месяцев, как мы с Костей расписались в ЗАГСе, а я не могу спокойно, без волнения, носить этот вечный символ любви и верности на пальце. Где бы я ни была, что бы я ни делала, я везде старалась показать руку так, чтобы как можно больше людей увидело, что я замужем, что не свободна, а занята самым прекрасным мужчиной на земле.
В основном, я замечала, что прохожие смотрят на меня с улыбкой, понимая, как я счастлива. Но, бывали моменты, когда, окружающие глядели в мою сторону с недоумением, видя, как я выставляю вперед правую руку и глазею на свой палец с блаженной улыбкой на лице. Еще чуть-чуть, и они бы крутили у виска, как бы говоря, что у девицы не все в порядке с головой. Тогда я принимала строгий вид, а в душе у меня пели соловьи от радости, что мои манипуляции с кольцом не остались незамеченными для публики.
Вот и сейчас, выставив руку в сторону, я, краем глаза увидела, как Дашка с Люсей перешептываются и тихонько посмеиваются надо мной. Мои подруги, верные мне, как Санчо Пансо своему Дон Кихоту, сидели рядом со мной и точно так же, как я, летели на встречу с приятным неизвестным.
Почему с приятным, спросите Вы? Да потому, что вся наша троица находилась в приподнятом настроении. Потому, что Дашка и Люся были так же беременны, как и я. И у них, точно так же, как и у меня, торчали животы. И срок их беременности был точно таким же, как и мой — семь месяцев.
По какой-то невероятной случайности, которая бывает раз на миллион, мы все втроем залетели в одно и то же время, и, может быть, даже, в один и тот же день. Насчет дня, я, конечно, не уверена. Нужно будет спросить провидение. Но, то, что в один месяц, это нам сказала наша гинеколог, у которой мы, опять-таки, не сговариваясь заранее, встретились под кабинетом зимним февральским днем.
Я летела в женскую консультацию на прием к врачу, как ракета. Мне нужно было, как можно скорее, развеять все свои догадки и сомнения. Дело в том, что из-за загруженности работой, я не заметила, как меня, неожиданно, покинули те неблагоприятные дни, которые обычно посещают нас всех, без исключения, женщин один раз в месяц.
Выполнив заказ хозяйки косметического салона «Очарование» Виолетты Эдуардовны, я не могла себе представить, какую бурю произведу в нашем художественном бомонде. Друзья, подруги, приятели и приятельницы, входящие в круг общения Виолетты Эдуардовны, все, без исключения, приходили к ней в салон и смотрели на моё полотно.
Понравилась им моя картина, или нет, я могла судить по тому, как часто раздавался звонок моего мобильного телефона. А он, надо сказать правду, звонил без перерыва на обед и сон. Я не могла спокойно работать в студии, не могла ночью спать, потому что в самый неподходящий момент раздавалась трель трубки и приятный голос мужчины или женщины выражал мне свое восхищение моей работой и робкую просьбу и надежду, что я не откажу им на их предложение.
Удовлетворить желание всех желающих я не могла. И не потому, что не хотела. Просто у меня были свои принципы. Я, например, работала не только из-за денег, мне еще был важен сам человек, который заказал у меня картину. Мне было интересно знать, где и кем он работает. А, если не работает, то чем занимается и что он собой представляет.
Поэтому, выбирая клиентов через одного, я и так столько писала картин, как никогда еще в своей молодой жизни. Но, договариваясь с заказчиком, я обговаривала с ним одну деталь, что, если буду устраивать выставку, он, без разговоров и препирательств, отдаст мне картину на время её проведения. Без этого условия я даже не бралась за кисти.
К чести самих клиентов, никто из них и не сопротивлялся моим требованиям. Да и как тут будешь сопротивляться, если между ними установилось негласное соревнование: кто из них быстрее сможет меня заполучить в качестве «творца и подателя прекрасного». Об этом по секрету мне поведала сама Виолетта Эдуардовна, подшучивая и подтрунивая над своими друзьями.
