Sine ira et studio.Обзор польской русистики за последние три года - [5]

Достаточно традиционна в методологическом отношении и не очень богата новыми идеями первая польская монография о творчестве Людмилы Петрушевской, которую в прошлом году выпустила в свет краковская русистка Халина Вашкелевич[12] (с очень подробной библиографией, указателем имен и резюме на русском и английском языках). Но все же в этой живо написанной книге немало интересного: она привлекает не только богатством подобранного текстового материала и биографическими подробностями, услышанными автором книги из уст самой Л.С. Петрушевской, но и серьезными попытками Х. Вашкелевич познать и описать “феномен Петрушевской”. Задача непростая: вынесенная в заглавие формула “Чернушная и прекрасная” (кириллицей), по всей видимости, не в силах всесторонне выразить всю глубину этого “феномена”. Чтобы познакомить читателя с писательницей и ее творчеством, исследовательница, так же как и авторы монографий о Битове и Дружникове, прибегает к испытанному методу, похожему на прием “говорящих голов” в документальном кино: она предоставляет слово главным образом критикам; читатель же пусть разбирается сам. И все же одна мысль автора звучит во весь голос: это “убеждение о (так в оригинале резюме. — В.Щ. ) концентричности и асимметричности творчества Петрушевской. Последняя черта позволяет читать произведения двояко: традиционно (следить за перипетиями героев), а также постмодернистски (поиск значений, дискурсов, зашифрованными иллюстрациями которых являются произведения)” (с. 246). С этой, на мой взгляд, вполне обоснованной точки зрения Х. Вашкелевич в отдельных главах книги анализирует такие произведения, как “Свой круг”, “Такая девочка, совесть мира”, “Время ночь”, “Маленькая Грозная”, “Карамзин. Деревенский дневник”, “Номер Один, или В садах других возможностей”, “Девятый том” и “Маленькая девочка из “Метрополя””.

Еще одна книга о современной русской литературе написана профессором Силезского университета Халиной Мазурек. Называется она “Драматурги из Екатеринбурга: “школа” Николая Коляды”[13] (с библиографией, указателем имен и резюме на русском и английском языках). Книга носит, увы, не концептуальный, а чисто информационный характер: в нее включены основные сведения о творчестве учеников Н.В. Коляды — Олега Богаева, Татьяны Филатовой, Василия Сигарева, Надежды Колтышевой, Натальи Малашенко, Ольги Бересневой и Анны Богачевой. Для польских читателей, в том числе для специалистов по современной русской литературе, имена эти новые и незнакомые, так что книга по-своему полезна.

Драматургии и театру посвящена книга Ирины Лаппо — талантливой молодой исследовательницы, переселившейся в начале 1990-х гг. в Люблин из Могилева и специализирущейся в области этнолингвистики и теории перевода. Книга называется “Мрожек à la russe ”[14] (с многочисленными иллюстрациями, полной библиографией переводов С. Мрожека на русский язык и перечнем русскоязычных постановок его пьес за 1966—2006 гг. с указанием всех действующих лиц и исполнителей). Ее подзаголовок лучше всего перевести с польского как “Театральная рецепция драматургии Славомира Мрожека в русской культурно-языковой среде”. И. Лаппо не только проделала огромную работу, но и написала выдающееся, захватывающее исследование, читать которое — огромное удовольствие, даже если ты не всегда и не во всем с автором согласен. Впрочем, читатели “НЛО” могут познакомиться с обширным фрагментом авторского перевода этой книги в № 6 “Иностранной литературы” за 2008 г. Самой ценной и интересной показалась мне третья глава, в которой рассказывается о том, как зрители в разных уголках Советского Союза — сначала просто Союза, а потом бывшего — воспринимали драматургию Мрожека, адресованную главным образом его соотечественникам, которые понимали с полуслова всевозможные намеки и легко узнавали изображенные польские реалии. Тут ведь надо было учесть множество факторов, и И. Лаппо их учла и описала: это трудности перевода (нехватка языковых эквивалентов, непонятность реалий, различия между польским и русским остроумием), иной бытовой и исторический опыт, а главное — разное понимание театральности, разные театральные традиции и навыки постановки. Оказывается, например, что в Западной Белоруссии смеются совсем не над тем, над чем в Восточной, а в Азербайджане над тем, что сам драматург счел бы вполне серьезным, или вообще не смеются. Самой интересной пьесой Мрожека в этом смысле явились “Эмигранты”: оказалось, что в разных (бывших) советских республиках само это слово понимается по-разному, а разделение на экономических (у Мрожека это полуграмотный работяга) и политических эмигрантов (у Мрожека — болезненно рефлектирующий интеллигент), на котором основан главный конфликт комедии, во многих местах оказалось недоступным пониманию зрителей. Впрочем, другие главы тоже интересны. Вторая, например, посвящена трудностям перевода текстов Мрожека: как, к примеру, надо переводить слово “пан” — “товарищ” или “господин”? Или: как перевести говорящие фамилии и географические названия, чтобы донести до зрителя комически звучащий намек? С большим удовольствием рекомендую эту книгу вниманию читателей.