Синдром фрица - [59]

Шрифт
Интервал

Здесь был только песок и сосны. Эта песочница называлась Джида.

Мы хотели жрать и первое время спасались, воруя в соседней части отбросы.

Ха! Они выбрасывали великолепные куски.

Мы необычайно легко перепрыгнули всякие пороги брезгливости!

Да и какие тут пороги и прыжки. Это было как эскалатор. Только наоборот. Сначала ступеньки, а потом все ровно. Некоторое время мы наслаждались свежим воздухом на голодный желудок.

Потом у соседей умер кто-то из начальства. Мы пробрались на поминки.

Это было спасение.

Но сначала было нужно выстоять похороны. Мы втесались пятеро в понурую толпу. Казалось, они стоят под дождем. Так мрачно выглядели эти ребята.

Над нами было синее небо сентября, а над ними лил дождь! Я подумал, может быть, они очень любили своего командира. Я еще не перестал идеализировать людей.

Этим ребятам просто подмешивали в компот не бром, а нормальное снотворное. Они спали в строю. Они научились спать не пристегиваясь к тумбочкам дежурных по роте. Они спали ровно и прямо.

Нас поразила такая стойкость.

У покойника было хитрое лицо колобка, который избежал всего, от всех смылся. Даже от смерти. Так отлично он выглядел в своем деревянном гоночном автомобиле. Кругленький и веселый.

Все те, кто собрались там, работали, что называется, на дешевом контрасте. Мы делали печальные лица. Но длительная диета способствует активности. Надо только не перегнуть палку.

Наши глаза блуждали в поисках столов с обильным поминальным обедом.

Его не было! Эти нехристи хоронили без поминок.

Такого я нигде не видел в православном мире.

Оказалось, они поели сначала! Они ели ужин, который приготовил этот веселый мужик в гробу!

Я даже не смог улыбнуться. На нас смотрели как на полных идиотов, когда я спросил, какого вероисповедания был покойный, и выразил надежду, что он не был вегетарианцем. Мне все подробно объяснил один тип с двумя кривыми лычками на черных погонах.

Он засыпал и просыпался в течение всего рассказа.

Покойный Колобок был шеф-повар в этой части. Он, как обычно, пришел попробовать завтрак.

И умер над котлом с какао. Но дело в другом. Он потерял ключи от каптерки, где были запасы.

Ждали приказа, а потом решили съесть сначала, а потом закопать.

Стояла жара. Картошка могла испортиться.

По-моему, мы были единственные в этой толпе, кто чувствовал настоящую скорбь.

Солдаты молча смотрели в землю.

Мы смотрели по сторонам. Я заметил жующего на ходу человека и проследил мысленно его путь.

Но тут начали говорить речи. Господи...

Я слышал храп одного типа рядом. Он расслабился и привалился ко мне.

Видно, покойный переложил снотворного. Сосед висел на мне и храпел так, что разбудил всех остальных.

Я ускользнул, переложив его тело на соседнее.

Вся шеренга потихоньку клонилась.

Мы просочились, как вода, между спящими и помчались туда, откуда появился тот жующий.

Влетев в столовую, мы повели носами.

Пахло хлебом и жизнью. Пожалуй это было единственное место в этом доме престарелых, где на нас смотрели не сонные глаза.

У этого хлебореза в руках был такой тесак, на котором мы бы все без проблем уместились.

Парень посмотрел на нас и молча протянул хлеб. На нем лежали три шайбочки масла.

Здесь не пахло подвохом. Мы попросили нарезать хлеб на его машине. Нарезать все, кроме корок. Их мы потом разыграли в карты.

Он не был срочником. Здоровый мужик с медвежьим загривком.

Он был "партизан".

Мы расположились прямо в столовой, нагрели ложки в струе кипятка и отлично размазали наши кусочки масла. Он стоял перед нами, закрывая своим широким телом наши слишком экзотичные для этого местечка морды.

Я помню, он сказал тогда странные слова:

- - - Похороны - - - Нужно что? - - - Нужны простые слова - - - Все мы их знаем - - - Эти самые простые слова - - - Но кто-то их должен сказать вслух - - -

Мы сказали свои простые слова благодарности и смылись. Я часто вспоминаю этого "партизана". Он нас спас.

Слышишь?

Ты спас нас, широкий человек. Живи сколько хочешь и умри с ясной головой.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

В конце концов, видно, кому-то надоело постоянно занимать наши руки абсолютно дурацким трудом.

Мы еле пережили зиму. Пару раз я думал, что все.

Но постоянно что-то выручало. Так, мы нашли старую собаку.

Она сидела у дерева, привязанная. Она была тихая-тихая. У нас у всех мелькнула мысль, что ее просто кто-то бросил умирать.

Мы смотрели в ее слезящиеся глаза. Она радостно скулила. В нас вселился дьявол. Кто знает. Мы постарались не мучить животное.

Перерезали ей глотку. Это было трудно, но это было необходимо.

Как это было! Может быть, мы стали действительно зверьми...

Я не знал. Никто не знал.

Мы выжили.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Нас выстроили весной и сказали, что те, кто хотят уйти раньше, могут уйти, если построят дом для местного комполка.

Но нас было уже не провести.

Мы предпочитали гнить заживо, подыхать с голоду, но терпеть до конца, чем быть обманутыми. Да.

На нас махнули рукой и оставили.

А потом мы начали готовиться к отъезду и увидели, что наших жалких семи с полтиной в месяц не хватит на билет. Даже до Читы он стоил пятнадцать.


Еще от автора Дмитрий Святославович Бортников
СвиноБург

«Свинобург» — новая книга Дмитрия Бортникова, финалиста премий «Национальный бестселлер» и Букер за 2002 год. В своей прозе автор задает такую высокую ноту искренности и боли, что это кажется почти невозможным. «Свинобург» — это история мытарств провинциального русского мальчика, прошедшего путь от Саратова до Иностранного легиона и французской тюрьмы.


Спящая красавица

«Спящая красавица» - третье по счету произведение довольно громкого автора Дмитрия Бортникова. Со своим первым романом «Синдром Фрица» он в 2002 году вошел в шорт-листы «Нацбеста» и «Букера», известен переводами за рубежом. Чтение крайне энергетическое и страстное, шоковое даже. Почти гениальный микст Рабле, Платонова, Лимонова и Натали Саррот - и при этом с внятным скандальным сюжетом. Роман, о котором будет написано великое множество противоречивых рецензий и который способен затронуть наиболее интимные процессы любого читателя.


Рекомендуем почитать
Кенар и вьюга

В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.