Силой и властью - [38]

Адалан замер, оглушенный. Сердце оборвалось и остановилось, а колокольный звон глубокими, богатыми переливами все тек и тек над замком.

3

Конец осени года 632 от потрясения тверди (двадцатый год Конфедерации), Серый замок ордена Согласия, Тирон.

Белокрылый легко отыскал т'хаа-сар Фасхила: если Барса нет в казармах или на стене, значит, он на Зведной Игле, об этом знали все даахи Тирона. Звездная Игла, пронзающая небо, самая высокая башня замка со смотровой площадкой на вершине. Тонкая мраморная колонна, обвитая снаружи крутой лестницей, она и строилась ради этой площадки, с которой было удобно наблюдать звезды. Но Фасхил прилетал туда не ради серебристой соловьиной песни, мерцающих извивов змеиных колец или выверки карт и календарей, а ради дел земных — с высоты Иглы он прекрасно мог видеть окрестности на три-четыре дня пути, а в хорошую погоду — даже предместья Орбина на севере и на западе — крыши Мьярнских вилл.

А еще с вершины Иглы в любую погоду были хорошо видны горы: поросшие лесом склоны, окутанные облаками пики, блестящие под солнцем ледники. Именно туда, на юг, в сторону родных гнезд и смотрел Фасхил, стоя у самого края площадки. На опустившегося рядом Рахуна он даже не оглянулся. Пришлось начинать разговор самому:

— Приветствую тебя снова, т'хаа-сар.

— С возвращением в Тирон, хааши Рахун. Думаю, теперь мира мне не пожелаешь и другом не назовешь?

— Другом назову, а вот мира… хвала богам, если бы для мира хватало моих пожеланий.

Спорить как-то сразу стало не о чем — слишком велико было смятение Барса, слишком явно. Он и сам это понимал, даже закрывать чувства, как делал это обычно, не пытался. Но Рахун все же спросил:

— Зачем Широкий совет, Фасхил? Обещаю, больше ничего спрашивать не буду, даже попытаюсь понять тебя, только скажи, зачем? Ты хотел увидеть Золотце своими глазами — увидел; потребовал отдать его в орден немедленно — я подчинился. Так что еще? Неужели необходимо всеобщий суд устраивать? Сотня магов!.. Один Датрис в провожатых чего стоит — этот палач из мальчишки еще до совета душу вытрясет.

— Датрис, значит, — повторил Фасхил, — не знал, что Могучий его пошлет, хотя… раз уж Широкий совет собрал, оно и понятно. Рахун, я не просил вызывать магистров, я даже не советовал показывать щенка всей стае — просто доложил, как есть, как вижу и слышу. Собрать совет Дайран Могучий решил сам.

— Ну да. Ты бы показывать не стал — сразу придушил. Нет щенка — нет заботы. Только между ним и тобой есть еще Ягодка.

— В том и дело, что Ягодка, дитя Хафисы… Поэтому, хааши Рахун, я твое Золотце как зеницу ока беречь буду. А издевательств Датриса ему бы все равно не миновать — смотритель замка как-никак.

Разговор прервал звон колоколов — сигнал к началу совета. Даахи переглянулись, а потом развернули крылья и одновременно оттолкнулись от площадки.

Широкий совет ордена состоял из ста магистров, но полным составом никогда не собирался — у кого-то всегда находились неотложные дела или случались непредвиденные трудности. Но в этот раз в Зале Совета было особенно многолюдно: не каждый год среди старшей расы появлялось дитя с неугасимым даром всетворящего пламени. За последние сто лет такое случилось лишь дважды, и один ребенок погиб раньше, чем кто-нибудь из посвященных магов или хранителей успел его отыскать, а второй, хоть и прославился как непревзойденный мастер порталов, все же не был по-настоящему одарен Свободой. А после войны Дорог, когда и без того ничтожное число старших родов сократилось почти вдвое, все чаще поговаривали, что дар этот потерян навсегда. Поэтому, услышав, что в Тироне готовится испытание для истинного мага, почти все члены Широкого совета захотели увидеть это собственными глазами.

Когда Рахун и Фасхил вошли в зал, остальные главы ордена были уже там: Дайран Могучий на почетном месте верховного магистра и еще двое из Узкого совета — Майяла Дуарская и Сайломар из Бенджи — на скамьях рядом. Четверо других, из тех, что помоложе, расселись по залу среди знакомых. Рахун тоже хотел найти место подальше от глав совета и поближе к Лаан-ши: когда начнут испытывать — наверняка попросят отойти от зрителей для безопасности. Но Дайран жестом позвал и его, и Барса.

— С возвращением, Белокрылый, — кивнул он. — Вас с Фасхилом я прошу остаться здесь, со мной. Мы ведь не хотим, чтобы кто-то судил о мальчике предвзято, так? Испытания проведут Жадиталь и Хасрат, они знают, что нужно делать. А вы, если вмешаетесь, все испортите.

Жадиталь всегда нравилась Рахуну — маг-целитель, пожалуй, лучшая из человеческих женщин, кого только он знал. Одна ее улыбка прогоняла хандру и вселяла надежду. И Хасрат, хааши Туманных гнезд. Его песня, может, и была немного печальна, зато всегда светла до прозрачности, как порыв свежего ветра или плеск прибоя на северных берегах его родины. Рахун был согласен с выбором Могучего — этим двоим можно доверить сына. Он с почтением поклонился верховному магистру, занимая место рядом с Фасхилом.

Последним из глав ордена явился дед Шахул, дружески кивнул старейшинам Узкого совета и тоже уселся на скамью.

Старейшина Волков Поднебесья, уступающий годами разве что своей сестре, бабке Шанаре, был Рахуну даже не дедом, а прадедом. Раньше он сам обучал Белокрылого, называл его любимым певуном богини Хаа, но после окончания войны Дорог, когда Шахул решил, что дал внуку все, что мог, они стали видеться редко. Эта встреча была первой за последние пару лет, и Рахун невольно отмечал, что Шахул стал совсем сед, лицо еще глубже изрезали морщины. Но он по-прежнему казался не слабее Фасхила, а взгляд серых глаз, хоть и выцветших с годами, остался все таким же острым и внимательным.