Сильнее смерти - [97]

Шолая приказал привести пленных. Допросив их, потребовал подать коня. Подтягивая седло, повернулся к Белице и сказал с укором:

— Когда услышал о Бубало, должен был преследовать его. Сегодня ночью попытаюсь добраться до Плевы и разведать. О Зорке ничего не слышал?

— Нет. Шли через Козину. Не по пути было.

— Ждите меня. Если переместитесь, пошлите навстречу связного.

Шолая погнал лошадь в сторону Виторога.

В тот же вечер в отряд прибыл один из руководителей восстания в Боснии и Герцеговине в сопровождении двух связных.

— Где ваши командир и комиссар? — спросил прибывший подошедшего к нему курносого Йокана.

— Шолая куда-то уехал. Комиссар в хижине.

— Проводи меня туда.

Любопытный Йокан всегда хотел первым узнать, кто и с какой целью прибыл в отряд. И сейчас он спросил:

— Издалека прибыли?

— Издалека.

Гость окинул Йокана внимательным взглядом. Широкое лицо, острая подкова бороды и прямая верхняя губа придавали его взгляду твердость.

Йокан посмотрел на приезжего и спросил:

— Кем будешь? Командир?

— Что-то вроде этого, — коротко ответил приезжий.

Йокан вошел в хижину и доложил Влаху о прибывших. Тот вышел и, разглядев гостя, с порога радостно закричал.

— Товарищ Сури!

Приезжий вошел в комнату. Он сообщил, что в этот район скоро прибудут пролетарские бригады во главе с Тито. Потом разговор зашел о Шолае.

— Шолая у вас в партии? — спросил приезжий.

— Нет, товарищ Сури.

— А почему?

— Анархичная, своенравная натура. Правда, за последнее время несколько изменился.

— А вы говорили с ним? Он хотел бы вступить в партию? Вы спрашивали его?

— Думаю, что Проле говорил с ним. Точно не знаю. Конечно, нужно еще будет поработать с ним.

— Товарищу Тито о Шолае все известно, но он не знает, что Шолая не член партии.

Влах покраснел, смутился и нервно забарабанил пальцами по поясу.

— Что будем делать?

— Надо попробовать!

В этот момент раздался выстрел. Комиссар схватил шапку и выскочил на улицу. Сури подошел к табуретке, взял свой ремень с кобурой и начал подпоясываться.

— Усташеский патруль приблизился было, но потом… — ответил Белица на вопрос Влаха.

Влах махнул рукой и вернулся в хижину.

Утром, когда начало светать, Сури вместе с сопровождающими отправился в путь. Влах проводил его. У последних домов Сури обернулся и сказал:

— Будьте помягче с Шолаей.

Потом, словно вспомнив что-то, перенес взгляд на горы, которые купались в солнце, на серые облака над ними.

— Один Шолая в Боснии, — добавил он.

Сури трижды встречался с Шолаей: однажды в Плеве у него дома, потом случайно под Млиништой и в третий раз где-то возле Шипово на позициях. Тогда Шолая ехал рядом с ним, вороша концом плетки густую гриву лошади.

— Почему ты, Симела, в бою всегда идешь впереди? — спросил Сури. — Ведь в тебя могут попасть. Разве командир всегда должен идти впереди?

Всматриваясь в даль, Шолая с улыбкой ответил:

— Привык, товарищ Сури. Когда мы подняли восстание, первое время дрожь пробирала, и я подумал: если будем дрожать — усташей не поставим на место. Шел я впереди и думал: кто отстанет от меня — трудно тому придется. У нас в Плеве жил когда-то пастух по имени Година. Всегда один шел на зверей. И медведи бежали от него.

— А если погибнешь, Симела?

Шолая усмехнулся, пришпорил коня и, натянув поводья, весело проговорил:

— Попасть в меня трудно, а если и попадут, я уже навоевался. Уже сотни их истребил.

Вечером, когда спустились в Плеву, Шолая слез с лошади, ослабил ремни и, прежде чем войти в дом, остановился. Сури тоже остановился. Шолая задумчиво посмотрел на него и спросил:

— Послушай, Сури, я хочу спросить тебя о чем-то.

— Пожалуйста.

— Скажи мне, кто такой Тито?

Сури пристально посмотрел на него и ответил:

— Верховный главнокомандующий, ты же слышал о нем!

— Я не об этом тебя спрашиваю. Ты мне скажи, кто он? Генерал? Офицер? Господин какой-нибудь?

— Нет, рабочий.

Шолая встрепенулся. С недоверием посмотрел в синие глаза человека, стоявшего перед ним, и спросил:

— Шутишь?

— Нет. Он такой же рабочий, как и я, причем металлист.

Шолая тяжело вздохнул и сказал хрипло:

— Знаешь, до сегодняшнего дня мучился. Еще тогда, когда пятиконечную звезду прикладывал, мороз пробирал меня по коже. А что, думал, если он какой-нибудь там офицер. Встретимся, а он и руки не протянет. Меня это волновало. Люблю людей простых, в домотканой одежде. Сейчас на душе у меня отлегло. Значит, у него рабочие руки.

Сури надолго сохранил в себе теплые воспоминания о несгибаемом Шолае.

Проводив Сури, Влах сразу же созвал собрание. Когда явились Муса, Белица и Йованчич, он сказал:

— Сегодня поговорим о Шолае. Пора подумать о приеме его в партию.

Вскоре прибыл Шолая. Слез с лошади, бросил поводья и осмотрелся. Он был измотан до предела. Перед хижиной, где проходило собрание, прохаживался часовой — янянин, только недавно пришедший в отряд.

Шолая крикнул Раките, чтобы тот расседлал лошадь, и направился к хижине.

— Стойте, товарищ Симела, — остановил его часовой.

Шолая остановился и вопросительно посмотрел на часового.

— Нельзя, — сказал тот и спиной прикрыл дверь.

— Почему нельзя? — резко спросил Шолая.

— Нельзя… приказано… Собрание коммунистической ячейки!

Кулаки у Шолаи сжались. Бросив на часового свирепый взгляд, Шолая поднял руку. Часовой отпрянул, пряжка на ремне лопнула и винтовка соскользнула, ударившись о бревно. Шапка слетела. Шолая шагнул вперед и с силой открыл дверь.