Сильнее смерти - [73]

— Да, хороший способ осчастливить народ, убивая его самых храбрых воинов, ничего не скажешь! — воскликнул Дренко.

Поручник положил ложку в сторону, откинулся от стола и, сунув руку в карман, вытащил коробок спичек. Взяв одну спичку, он заострил ее и стал ковырять в зубах.

— Странный вы человек, капитан. Ей-богу, вы удивляете меня.

— Интересно, чем?

— Видите ли, мне кажется, вы всего боитесь. Для вас, как офицера, должно быть абсолютно ясно, что на войне главное не храбрость и даже не боевое мастерство. Важно другое — чтобы человек прочно придерживался заданного политического курса. Если же он этого не делает, то автоматически переходит в лагерь врага.

— Любопытно. Кого же, по-вашему, в настоящее время мы должны считать врагами? — спросил Дренко, откладывая нож.

— Всех, кто против монархии. Например, этот Проле. Он же явный революционер.

— А Шолая?

— То же, что и Проле. Он поднял восстание и повел крестьян за собой. Чего он хочет — пока не очень ясно, и все-таки он ближе к революционерам, чем к нам. С нами его разделяет пропасть, а с коммунистами — один шаг.

— Есть люди, которые по самой своей натуре не способны плясать под чужую дудку. И если такой человек ходит в опанках, то это никак не умаляет его достоинств. Напротив, это свидетельствует о том, что в нашем народе есть и сила, и талант.

Поручник, внимательно слушавший Дренко, снисходительно усмехнулся.

— Вы рассматриваете эту проблему с позиций какого-то эстета-любителя. Я вас не понимаю. Но жизнь, а война особенно, протекают далеко не так, как вы утверждаете. Для меня лично не существует никакого другого мерила, кроме одного: отношение к своему долгу. Раз я дал присягу служить монархии, значит, для меня обязательно все, что предписывают ее законы. А все, что против нее, — враждебно мне.

— И не ждите от меня сострадания или милости по отношению к тем, кто хочет разрушить старые законы. Я солдат и им останусь. Самая дикая жестокость не является чрезмерной в борьбе за то, чтобы выжить, и этому правилу должен подчиниться всякий.

Спор между ними продолжался до позднего вечера. В ту ночь Дренко долго не мог заснуть. Мучила головная боль. Лишь перед рассветом он забылся в тревожном полусне.

Утром в село приехал Тимотий. О себе он возвестил криком и бранью уже при въезде в село.

— Как отдаешь честь офицеру, осел? Кто тебя так учил? — кричал он на кого-то.

Дренко выскочил на улицу и увидел, как Тимотий, изогнувшись в седле, пытался достать плеткой солдата, который стремился уклониться от ударов. На ходу застегивая ремень, Дренко поспешил к месту инцидента, чтобы остановить Тимотия.

Когда после этого они пришли в дом, Дренко обнаружил, что Тимотий пьян. Он помог ему снять шинель и предложил сесть. Тимотий сел и уставился на Дренко осоловелыми глазами.

— Значит, Шолая от вас ускользнул? — глухо спросил он.

— Да, ушел к партизанам, — ответил Дренко и, подойдя к столу, взял табакерку. — Курить хочешь? — спросил он.

— Да, — ответил Тимотий, беря табакерку из рук Дренко. — Как же вы допустили, что он сбежал? — спросил он.

— А что мы могли сделать? — вопросом на вопрос ответил Дренко.

— Убить его — вот что вы могли сделать. Могли бы задержать его, а его банду разогнать.

— Не так все это просто. Они ведь вооружены.

— Конечно, у них были винтовки. Но можно подумать, что ваши люди вооружены палками.

— Ты думаешь, надо было применить оружие?

— Во всяком случае, это было бы умнее того, что сделали вы! — почти крикнул Тимотий.

— Не кричи. Дело сделано, а после драки кулаками не машут.

Тимотий тяжело вздохнул и, склонив голову на стол, огорченно забормотал:

— Эх, жалко, что вы не убили Шолаю. И ты один в ответе за это. Еще в Мркониче я понял, что Шолая — бандит. Хотел тогда пристрелить его собственной рукой, да ты помешал. Мякиш ты, Дренко, мякиш. Ведь он теперь тысячный отряд соберет. И зачем только я послушался тебя?

Дренко смотрел, как пьяный Тимотий бился головой о стол, — зрелище было не из приятных.

К вечеру, протрезвившись, Тимотий уехал. Провожая его, Дренко сказал:

— Когда приедешь в следующий раз, прошу тебя, не бей солдат. Ты же раньше до таких вещей не опускался.

— Мало ли чего я не делал раньше! Тогда красные не расхаживали по нашим дорогам со своими знаменами. Как подумаю об этом, мутит меня, готов хоть в небо палить от злости.

На следующий день с утра пошел дождь. Небо заволокли густые облака. На дорогах и тропинках заблестели лужи. Солдаты сидели по домам. Луг за скотным двором, где они обычно собирались, был пуст и скрывался в тумане.

Глядя из окна на дождливое серенькое утро, Дренко чувствовал себя страшно одиноким и, чтобы развлечься, отправился к солдатам.

А на другой день в дом, где жил Дренко, ввалился поручник. Он тащил за воротник крестьянина.

— Стой смирно, осел! — злобно крикнул поручник, толкнув беднягу на середину комнаты. — Сейчас ты расскажешь, что за вздор молол солдатам!

На крестьянине был драный кожух, короткие штаны и высокие, до колен, толстые носки. Его лицо заросло густой бородой, голова была низко опущена, а глаза испуганно бегали по комнате.

— Он говорил солдатам, что командование четников не хочет драться с усташами и что лишь Шолая защищает народ, — гневно сказал поручник. — Утверждает, что у него сын в четниках и он хочет забрать сына домой. Мне совершенно ясно — это агент Шолаи.