Сильнее смерти - [64]

— Погодите! — решительно остановил его Дренович и, прежде чем Кривало успел выполнить полученное распоряжение, взял письмо и кратко приказал: — Курьера накормите и обращайтесь с ним как можно лучше.

— Как вы смеете отменять мой приказ! — возмутился Тимотий, когда Тодор вышел из комнаты.

Дренович нахмурился и подошел к столу, за которым сидел Тимотий. Прижав тяжелой ладонью письмо, он осуждающе сказал:

— Без истерик, капитан Тимотий. Оставьте в покое свой пистолет, — предупредил он, заметив, что рука Тимотия потянулась к кобуре. — Если вы вздумаете утверждать свою власть силой оружия, я сделаю это быстрее вас, так что сидите спокойно!

— Я не позволю вам принимать их и вступать с ними в переговоры! — крикнул Тимотий.

— И приму и буду говорить! — решительно сказал Дренович.

— Несмотря на соглашение с итальянцами?

— Несмотря на это. Итальянцы для меня в этой игре временный фактор. К тому же разряду я отношу и коммунистов, и, по-моему, нам не повредит, если мы сядем с ними завтра за стол для переговоров. Как мы договорились с итальянцами не нападать на них, чтобы они могли нанести бо́льший урон силам революции, точно так же мы можем договориться о совместных боевых действиях с коммунистами, чтобы поставить их в такое положение, при котором они будут нести еще большие потери.

— Вы сошли с ума, Дренович! — сказал Тимотий.

— Вы заурядный психопат, не более, — с презрением произнес Дренович. — Послушайте, если вы не можете выносить их присутствия, седлайте коня и уезжайте. О применении оружия помышлять не советую, у меня здесь своих три отряда. Я же приму Шолаю и Проле и сделаю все, что необходимо. Договорюсь с ними, и пусть это вас не волнует. За несколько дней боев Шолая обескровит свой отряд, и мы получим превосходство в силах. Тогда ему будет не под силу удержать район Средней Боснии и при первой же возможности мы его разобьем так, что ему никогда не оправиться. Вот в чем заключается мой план, и я вправе в этой игре пользоваться всеми средствами, какие сочту нужными.

Тимотий кипел. «Карьерист, мерзавец!» — негодовал он, а потом решительным шагом вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

После этого прошло два дня. На третий день вечером начались переговоры.

В комнате кроме Дреновича находились поп Кулунджия, командир группы Томинац, Тимотий и поручник Матич. Шолая знал всех, кроме Томинаца. Тот сидел, положив ногу на ногу, в начищенных до блеска сапогах с высокими голенищами. Был он широк в плечах, одет в куртку полувоенного образца. На его маленьком лине выделялись живые острые глаза и длинная борода. Коробкой спичек Томинац постукивал по столу.

Дренович подошел к столу, наполнил стопки.

— Будем здоровы. За счастливый исход переговоров! — произнес он и поднял свою стопку. Все выпили.

Вслед за этим Проле начал излагать план командования партизан. Переводя глаза с одного четника на другого, которым в глубине души он абсолютно не верил, Проле без всяких недоговорок заявил:

— Вопрос о власти мы не поднимаем. Если захотите, можно пойти по пути создания единого командования. Главным мы считаем ведение борьбы против оккупантов. Хотите вы вести эту борьбу — тогда мы готовы на сотрудничество с вами в любой форме.

Дренович шевельнулся и откинулся на спинку стула. Несколько мгновений он размышлял над тем, что сказал Проле, а затем неторопливо начал говорить.

— Насколько я понял, вы предлагаете координировать действия ваших и наших сил, а в тех местах, которые будут освобождены, создавать объединенное командование и действовать совместно против любых оккупантов?

— Да, так, — подтвердил Проле.

— Это значит, что мы должны действовать против итальянцев?

— Само собой, — кивнул головой Проле.

Дренович замолчал, посмотрел на Тимотия, а затем продолжал, тщательно подбирая слова:

— В этом случае возникает одно обстоятельство, которое следовало бы принять во внимание. Итальянцы в последнее время предлагают нам провести с ними переговоры о ненападении. Насколько нам известно, они склонны ограничить свою оккупационную власть до уровня, необходимого для содержания их гарнизонов. В связи с этим не считает ли командование партизан целесообразным устранить таким путем одного из противников?

Проле внимательно посмотрел на Дреновича.

— Мы не считаем, — сказал он, — что кого-либо из врагов, находящихся в нашей стране, следует ставить в особое положение. По нашему мнению, все оккупанты — наши враги и наша программа — это борьба за их уничтожение и полное освобождение страны.

— Значит, вы против маневрирования даже в тех случаях, когда противник создает для этого все возможности?

— Тактику, которая не предусматривает уничтожения врага, мы не признаем, — побагровев, решительно заявил Проле.

Дренович поднял глаза и, посмотрев на Шолаю, спросил:

— Ну а что Шолая думает об этом?

— Что думаю я? — не без вызова спросил Шолая и почесал подбородок.

Все посмотрели на него: Проле с тревогой, Томинац искоса, но проницательно, Тимотий с ненавистью, поручник подозрительно. Дренович отставил в сторону наполовину выпитую стопку и повторил:

— Да, ты.

Шолая переглянулся с Проле, в глазах его отражалась решительность, он поднялся со стула.