Сильнее смерти - [43]

— Ты терпишь, — с горечью проговорил Тимотий, — а они действуют. И этот коммунист кричит: теперь нет ни королей, ни генералов, ни бога, ни иконостаса. Есть товарищ комиссар, и все. — Тимотий сильно стукнул по столу.

— А что я могу сделать? — крикнул Дренко. — Он мужик, разбойник, действующий по наитию. Черт его знает, что происходит, я не понимаю! — На глазах у него навернулись слезы.

Тимотий бросил на него презрительный взгляд.

— Что ты вообще можешь? — процедил он сквозь зубы. — Нам нужно устранить со своего пути Шолаю! За короля всех этих мужиков уничтожить не жалко! Ты представляешь себе, что будет, если они победят? Что будет с нами и со всем тем, что для нас свято?

Тимотий был взбешен.

Стряхивая крошки с белой рубашки и отодвигаясь от стола, поп Кулунджия, глядя на икону Иоанна Крестителя, начал творить молитву.

Поручник Матич белой салфеткой вытер губы и твердо сказал:

— Я никак не пойму, почему господин капитан не может уразуметь такие простые вещи.

Тимотий крикнул:

— Потому, что он не хочет ничего понимать! — И бросился в угол к своей походной сумке. Лихорадочно перебрав стопку бумаг, он нашел нужную, подошел к Дренко и протянул ему. — На, читай!

Во время препирательства Дренович задумчиво наблюдал за тем, как капает воск. Красный раскаленный фитилек расплавлял кромку свечи, делал воронкообразное углубление для стока расплавленного воска. Когда капля скатывалась, Дренович подставлял под нее ноготь и ждал когда мягкая масса застынет. Теперь он решил вмешаться в разговор:

— Поверьте мне, этим вы ничего не добьетесь. Шолаю укротить вы не сможете, и убирать его не следует. Нужно искать другие пути.

— А какие, по вашему мнению? — зло спросил Тимотий.

— Во-первых, надо попытаться что-то сделать с плевичанами, а потом с ним. Я бы не постеснялся предложить Шолае кокарду и пост командующего. Тут все средства хороши. Если с этим ничего не выйдет, тогда всю ставку нужно делать на плевичан…

Дренко возвращался в лагерь. Голова у него была тяжелая, на душе неспокойно. И с Шолаей контакта нет, и с Тимотием ссора вышла. «И все-таки, — думал он, — я теперь не один. Ведь они мои товарищи, и ничего обидного они не сказали. Хуже, когда какой-то мужик смотрит на тебя сверху вниз и отдает приказы. С Шолаей найти общий язык не удалось. Конечно, он храбр, но и я не трус. Просто я думаю по-своему, он по-своему. А рядом с Тимотием чувствуешь себя прочнее, увереннее, чувствуешь себя на своем месте. Ведь в моих руках кокарды и власть, и я офицер, честно выполняющий свой долг перед отечеством. Я и Шолае дам кокарду, а когда он ее нацепит, буду держать его возле себя. Надо, чтобы он продвинулся по службе и добился кое-чего».

По темному небу блуждали редкие облака, умытые глаза звезд смотрели на землю. Листва деревьев, еще мокрая от дождя, переливалась зернистыми топазами, что-то ласково шептала. На траве серебрилась влага.

«Как все-таки хорошо жить! — подумал он. — В конце концов и с Шолаей договоримся. Надо дать ему кокарду. Он стоит того. И имя его станет всем известно…»

Дренко посмотрел на тропу и поехал быстрее. Лошадь несла его легко.

«Надо будет послать Бубало в Мрконич… сообщить, почему я задержался… Милая моя, она ведь ничего не знает… и беспокоится за меня…»

Дренко миновал Герзово, оказался в пливской котловине и, повернув налево, выехал на первые возвышенности перед Шипово. Бросив последний взгляд на восток, почувствовал, что скоро начнет светать. Сумрак стал более густым, утренняя прохлада пробирала сильнее, а веки уже начинали слипаться. Несколько домиков показали свои темные крыши, и он направился к ним. Подъехал, слез с коня. Часовой остановил его, и он назвал пароль. Передав лошадь дежурному, Дренко вошел в дом и сбросил мокрую накидку с плеч.

Бубало сидел на треноге, равнодушно вороша огонь.

— Здравствуй, Бубка, — сказал Дренко. — У меня просьба к тебе.

— Что такое?

— Ты дорогу на Мрконич знаешь? Сможешь ли пробраться туда?

— Пробраться сумею, дороги тут мне все известны, капитан. А по какому делу надо ехать в Мрконич?

— Доставишь письмо одной госпоже. Этого никто не должен знать, Бубка.

Бубало почесал бороду и спокойно посмотрел на догоравшие угли.

— Когда я работал у попа Кесерича пономарем, он тоже говорил: «Об этом никто не должен знать, Бубка, а бог сам видит». Значит, тайны для бога нет… Я умею молчать, а бог видит…

— Ну тогда я тебе утром отдам письмо.

Дренко начал располагаться ко сну. Он быстро заснул, а Бубало долго еще сидел, что-то бормоча.

XVI

Проле неутомимо разъезжал по босанским землям, поднимая народ на борьбу. На недовольстве и гневе ковал он оружие революции. Все больше пополнялись ряды партизан, росли роты, под красными знаменами шагали колонны…

Не прошло и месяца, а отряд насчитывал уже более двухсот винтовок. Подвижный, готовый к быстрым действиям, отряд молниеносно перемещался из одной местности в другую и наносил жестокие удары по колоннам врага. В те дни усташи все свое внимание обратили на отдаленные сербские села, намереваясь довести до конца ранее начатый план истребления. Укрывшись между скалами, отряд поджидал их и обрушивал прицельный огонь с близкого расстояния. Трофеи, которые отряд захватывал таким образом, увеличивали его силу и боеспособность.