Сильнее смерти - [40]

— А кто его заставлял начинать драку? Если он такой дурак — пусть погибает!

— Сам заварил, пусть сам и расхлебывает!

— Наши дома будут гореть, а головешку он подложил! Он виноват!

— Так ему и надо!

Женщины не отставали от своих мужей.

— Что ты к нам пришла? Что тебе здесь нужно? Иди туда, к нему, смотри на него, на героя!

— Проклятый Шолая, все сгорит из-за него! — причитала Бубалова Дарка. — Поджигатель проклятый!

— Уходи отсюда! К нему иди!

Ошеломленная Зорка присела на землю. Солнце пробивалось сквозь густую листву деревьев, подсвечивало белые лишайники на буках. Какой-то приторный смрад все гуще наполнял лес.

В это время шесть пулеметов были нацелены на длинную серую колонну солдат, двигавшихся по косогору. Колонна шла уверенно и быстро.

— Подпустить на пять метров, — повторял Шолая. — Стрелять в грудь, чтобы скосить на месте.

Когда колонна подошла на несколько метров, впереди шагавшие солдаты встретились глазами с засадой. Солдат в короткой ополченской куртке оцепенел от ужаса и хотел вскрикнуть. И не успел. В его немом взгляде застыл страх — в глазах своего противника он прочитал смертный приговор себе. Только на одно мгновение встретились их взгляды, но Шолая долго потом вспоминал этот миг. «Неужели сейчас?» — как бы спрашивали те глаза. Шолая нажал спусковой крючок.

Все шесть пулеметов изрыгали огонь и косили людей, как косарь траву.

Дед Перушко стоял в кустарнике и смотрел во все глаза. Вдруг он перекрестился и тихо проговорил:

— Господи боже! Как же так? Шолая погнал их! Они бегут!

Все, кто укрывался под деревьями, вскочили на ноги. Люди не верили своим глазам. Волоча винтовки на ходу, они побежали на косогор. Картина была потрясающая. Шестеро с пулеметами неслись по сжатому полю, а впереди них, скашиваемые пулями, падали отступавшие в панике солдаты.

Плевичане вместе с Дренко ринулись с горы прямо навстречу бежавшему противнику. Удары, выстрелы, крики, дикие возгласы разносились по пригоркам Плевы. Так продолжалось до самого вечера. Трофеи: орудия и пулеметы, взятые в плен солдаты, покрытые трупами поля, пепелище сорока сел — таков был итог дня.

Уставший, мокрый, забрызганный грязью. Шолая посмотрел на Дренко и с насмешкой сказал:

— Как видишь, капитан, в Плеве и полк можно разбить.

Дренко молчал.

Надвигалась ночь. За Виторог заходило солнце, оставляя на небе длинный хвост красных облаков. Дым пожарищ распространялся все шире, ветер разносил пепел по окрестным лесам.

XIII

С быстротой молнии разнеслась по всей округе весть о победе Шолаи. В Яне вспыхнуло восстание. Около сорока населенных пунктов послали своих бывших резервистов включиться в борьбу. Их возглавлял сильный, плечистый рабочий древообделочник Душан Ракита. Он тяжело ступал впереди строя с пулеметом в руках и также шел в бой.

Дренович носился по селам на взмыленном коне, поднимая на ноги население. Тимотий взобрался на скамью перед церковью и, блестя эполетами, размахивая рукой, говорил собравшимся на сходку:

— За короля и святую веру! За великую Сербию, под оружие! Вперед, на хорватов и турок, виновников несчастья!

Крестьяне с удивлением прислушивались к этим словам и залпам, раздававшимся где-то далеко, и брались за оружие.

Поручник Матич гибким концом кнута стегал по голенищу своего сапога и обходил построенные роты.

— Налево равняйсь!.. Ты, парень, был в армии?

— Да, господин поручник, в капралы был произведен.

— Будешь взводным. Построй взвод! Быстрее!

Взводы возникали один за другим.

— Смирно! На первый-второй рассчитайсь!

Тимотий, сидя на рыжей лошади, обернулся к Дреновичу.

— Посмотрим, кто кого. Пока еще это королевская земля.

Дренович, рассматривая построившихся, холодно ответил:

— Для крестьянина нужен кнут, но он не должен видеть его. Не открывайте ему подлинных своих мыслей.

Переезжали из деревни в деревню, оставляя за собой следы копыт на земле. Время проходило, и следы запутывались, проходили дни, и образовывались узоры лошадиных троп, хорошо проторенные и утоптанные.

Уже через три дня в отряде Шолаи появились первые трещины. Они были следствием проделанной Дреновичем и Тимотием в окрестностях Мрконича работы, а также результатом мер, которые Проле, Влах и Белица энергично проводили на освобождавшейся территории.

Проле появлялся в освобожденных селах, собирал жителей и, раздавая им захваченные у усташей винтовки, забирался на скамейку перед школьным зданием и, поднимая крепко сжатый кулак, бросал резкие слова:

— Или мы будем драться за новое рабство, или за свою свободу и за свою власть. Что нам принесло прошлое, мы сами видели! Рабочие стонали под ярмом эксплуататоров, крестьяне — под кнутом налоговых экзекуторов и жандармов. Мы пережили предательство и знали рабство еще более страшного врага. Страна хочет власти рабочих и крестьян, жизни без угнетения. Народ должен завоевать ее.

Деревенские жители слушали его, брали винтовки и расспрашивали:

— А где король и это чертово правительство, скажи ты нам! Как они сейчас на все это смотрят?

Проле быстро вытаскивал из кожаной сумки последний номер газеты «Борба».

— Вот читайте. Они в Лондоне. Им там неплохо.

— А что они делают там?