Сильнее смерти - [39]

— Испугались! Сукины дети! — крикнул он, искривив лицо. — А тем не страшно, кого режут под Виторогом? Значит, хотят, чтобы Плева горела. Ну, пусть знают… Я буду драться… За мной! — И, вскочив на коня, бешеным галопом помчался к Плевске Подове.

Те, кто покинули позиции, быстро удалялись, перебрасываясь друг с другом на ходу:

— Он заварил, он пусть и расхлебывает!

— Ведь их же там прорва!

— Э, так нам и надо! Не хотели миром, так возьмут силой.

— Вот что может натворить одна дурная голова!

— Сегодня Шолаю проучат. Его дом сгорит вместе с нашими.

По глубокому оврагу к Подове бежали женщины. Они гнали скот и тянули за собой детей.

— Быстрее, дьявольское отродье! Разве не видите, что на пятки наступают! — ругались они на детей.

— Вон, Козина, твои! Посмотри, квашню тянут!

— Вот глупая баба! — рассердился Козина. — Эй, дурья голова, бросай квашню!

Вдруг кто-то закричал:

— Вон Шолая! Смотрите, как летит!

Многие тут же остановились.

— Сейчас он нас за шиворот, да на позиции!

— Пусть попробует! — недовольно забормотал Ракита.

— Я, ей-богу, не пойду, пусть лучше сам убивает!

— У нас своя голова на плечах, у него своя!

— Давайте все как один! Никто пусть его не слушает! — внушал дед Перушко.

Шолая спрыгнул с лошади и, бросив узду, подошел к толпе, потный, запыхавшийся, мрачный.

— Что такое? Испугались? Побежали с позиций? Хотите, чтобы вам Плеву бабы защищали? И пороха не понюхали, а уже бежать! Хотите, чтобы дома ваши горели? Бросили их! Назад! Надо защищать Плеву. Или всем погибнуть? Я впереди, а вы за мной!

Несколько минут все молчали. Первым заговорил Ракита:

— Слушай, Симела, что толку драться, если противник в сто раз сильнее, чем мы? Пусть лучше сгорят дома, а головы наши останутся целыми. Будет голова — будет и другой дом. Мы твердо решили. А ты делай, что хочешь.

— Мы тут все порешили так, — вымолвил дед Перушко.

— Давай вместе с нами! Может, спасемся, — посоветовал Козина.

— Ничего не сделаешь, Симела, — бормотал Колешко, протирая огрубевшей ладонью влажные глаза, — домов, конечно, жалко, но сила есть сила.

— Значит, драться не хотите? — сдерживая гнев, спросил Шолая.

— Нет, не хотим. Что зря погибать?

— И вы допустите, чтобы Плева сгорела?

— Лучше пусть она сгорит, чем всем нам погибать.

Шолая опустил голову.

— А ты, капитан? — тихо произнес он.

Дренко, мрачный, с отсутствующим видом, молча стоял в толпе, не вмешиваясь в разговор.

— С таким количеством винтовок нельзя выступать против целого полка. Сегодня утром я тебе сказал, что это невозможно. Героизм — это еще не все. Отступление сейчас — единственный выход.

Шолая опустил глаза и опять поднял их.

— А ты, Бубка?

— Я за отступление, — сказал он медленно.

— Значит, и ты?

— И я.

Шолая помолчал, прислушался к отдаленной стрельбе, посмотрел на беспокойно шелестевшие на ветру листья акации и яростно заговорил:

— Несчастные трусы! Пусть подойдет сюда, кто готов пойти со мной! Я останусь и буду драться. Один! Что смотрите?

Толпа заволновалась. В разорванной на груди рубашке вышел вперед Белица. Покрытые веснушками руки он засунул под ремень и суровым взглядом окидывал плевичан.

— Ты, Белица?!

— Да. Я остаюсь.

Следом за ним шагнули вперед Стоян Округлица и Шишко.

— И ты, Шишко? — проговорил Шолая.

— И я остаюсь. Погибать — так вместе с тобой.

Муса, Йованчич и рябой Йокан стали рядом с Шолаей.

— Пулеметы! — приказал Шолая. — Беглецам они не нужны. Возьми, Белица!

Сильными локтями Белица раздвигал людей в стороны, отбирая у них ручные пулеметы. Шестеро во главе с Шолаей направились на возвышенность Подове, откуда все пространство вдоль косогора было открыто и хорошо простреливалось.

Противник приближался. Пулеметный огонь доносился до Плевы, а фронт огня подкатывался с одной и с другой стороны. Вдруг до Шолаи донесся хорошо знакомый голос женщины. Обернувшись, он заметил, как через кустарник продирается Зорка с маленькой дочкой на руках.

— Сима! Родной мой! Ты остался один? Все покинули тебя? — кричала Зорка, приближаясь к нему. Неужели ты хочешь погибнуть?

— Зачем ты сюда пришла? Куда ты несешь ребенка? Возвращайся к беженцам!

— А ты останешься один?

— Ну и что? И до сих пор был один, люди не подпирали мой дом. Неси ребенка, уходи быстрее отсюда.

— Ты же погибнешь!

— Не причитай!

— Нет, Сима, я не уйду! — Зорка села на землю и громко заплакала. — Если ты погибнешь, и я с тобой. Разве мне нужен дом без тебя? Пусть они живут, а мы с тобой умрем вместе.

— Встань! — гневно приказал Шолая.

Она замолкла, посмотрела на него большими глазами, боязливо поднялась и прошептала:

— Боже, что я буду делать завтра? Ну что ж… Раз ты так хочешь… — Она бросилась ему на шею, резко оторвалась и опрометью, не оглядываясь, побежала с дочкой на руках прочь.

Из ее глаз лились слезы, и она ничего вокруг не видела. Девочка тоже не переставала плакать. Вот они оказались среди плевичан, расположившихся в лесу. Угрюмо и мрачно посмотрели они на нее.

— И вы оставили Симу одного, чтобы он погиб? — набросилась она на односельчан. — Боже мой, есть ли у вас сердце? Неужели среди вас нет мужчин? Неужели вам не стыдно, что он один будет защищать Плеву?

Она услышала злые ответы: