Сила земли - [32]

— Ты поступил правильно, заключив мир! — сказал Блоссий. — Жизнь квирита дороже призрачной славы на поле битвы!

— Тем более, — подхватил Диофан, — что эти двадцать тысяч могли бесславно погибнуть или попасть в плен, стать рабами варваров…

Клавдия тоже была на стороне Тиберия. Только одна Корнелия, сурово сдвинув брови, сказала:

— То, что ты сделал, постыдно: по требованию нумантинцев ты отступил от крепости, сделал другие уступки. А ведь римляне привыкли умирать с оружием в руках! Никогда они не заключали позорного мира с варварами.

Тиберий вспыхнул:

— По-твоему, нужно было умереть?

— Да, умереть, чтобы не делать уступок варварам или не попасть в рабство.

— Что ты говоришь, мать? Плебеи ждут возвращения своих отцов и сыновей, а ты становишься на сторону Сципиона Эмилиана!

— Я не сговаривалась с ним.

— А между тем твои мысли — его мысли.

Корнелия вспыхнула.

— Замолчи! — крикнула она. — Тем более, что ты виноват.

— Мать, что ты говоришь? Ты не жалеешь людей…

— Ты ошибаешься, Тиберий, — я дочь победителя Ганнибала!

— А я стою за справедливость и буду стоять за неё! Никто… даже ты, мать, не свернёшь меня с этого пути!

— Ты не уважаешь своей матери!

— Я уважаю тебя, но иду по правильному пути… Есть вещи, в которые женщины не должны вмешиваться!

Корнелия хотела ответить, но губы её задрожали так сильно, что она не могла выговорить ни слова.

В это время вошёл с улицы Гай и, взглянув с удивлением на Тиберия, воскликнул:

— Вернулся? Совсем вернулся? Хвала богам! — Он бросился к Тиберию, чтобы обнять его, но, увидев бледную, дрожащую мать, отступил: — Ты оскорбил мать?

Тиберий, жалея, что погорячился, подошёл к Корнелии и, целуя её руки, сказал:

— Прости меня, мать!

Но Корнелия не простила: отвернувшись от сына, она медленно вышла из атриума.

— Что ты наделал? — вскричал Гай, растерянно оглядывая всех. — Ты обидел её?

Тиберий рассказал, как было дело. По мере того как он говорил, лицо Гая светлело, улыбка появилась на его губах.

— Конечно, ты прав, брат, — сказал Гай. — Но ты, вероятно, употребил резкие выражения…

— Я сказал, что не дело женщин вмешиваться в такие дела.

— И это, брат, верно, но ты знаешь нашу мать, и так говорить не следовало.

— Да, я погорячился.

В этот день Тиберий побывал у своего тестя Аппия Клавдия. Выслушав зятя, Аппий Клавдий обещал ему поддержку в сенате, однако сказал:

— На улицах сторонники сената кричат: «Позорный мир!» И, хотя плебс не хочет их слушать, Сципион Назика взывает к чести римлян, напоминая о доблестных обычаях предков. Он требует смертной казни для военачальников и децимации для легионов.

— Но это жестоко!

— Я постараюсь смягчить решение сената, если это будет угодно богам.

На другой день было объявлено постановление сената: мирного договора не утверждать, отправить в Испанию сенатскую комиссию для расследования дела и выдачи неприятелю консула Гостилия Манцина, босого, раздетого, связанного по рукам и ногам; легионеров и военачальников освободить от наказания.

Тиберий, делавший доклад в сенате о положении в Испании, подвергся оскорблениям со стороны Сципиона Назики; огромный, тяжёлый, неповоротливый оптимат был взбешён, глаза его сверкали, лицо пылало.

— Кто это перед нами, отцы государства? — кричал он, наступая на Тиберия. — Не узнаю! Сын доблестного Семпрония Гракха? Мой двоюродный брат? Квестор при консуле? Непостижимо! Нет, это грязный плебей, бродяга, возбуждающий народ в попинах.[111] Субурры, пьянствующий с ворами и презренными…

— Замолчи! — резко прервал его Тиберий. — Всё это ложь, и ты хочешь восстановить против меня не только Сципиона Эмилиана, но и всех отцов государства. Я горжусь тем, что спас от смерти или рабства несколько тысяч римлян!

— Слышите? — загрохотал Сципион Назика. — Гракх в роли спасителя легионов — ха-ха-ха!

Громовые раскаты разнеслись под сводами курии Гостилия, перекошенное яростью лицо Сципиона Назики приблизилось к лицу Тиберия, глаза их встретились. Но Тиберий не отвёл взгляда, только тихо сказал:

— Ты несправедлив… Пусть боги воздадут тебе за это.

Сципион Назика отшатнулся от него, сжал кулаки, но, сдержавшись, отошёл.

Глава V

После смерти Деция, когда скорбь Тукции улеглась и в доме стало спокойно, в сад пришёл с таинственным видом Нумерий. Сперва он заговорил о цветах, потом о винограде и оливках, о ценах на хлеб и наконец, как будто случайно, обронил несколько слов о восстании рабов.

— Подумать только, — заговорил он, — половина острова охвачена огнём! К Евну убегают даже рабы из нашего города.

— Что ты говоришь? — вскричал Сервий. — А помнишь того нищего с вороной? Говорят, он вербовал рабов в войска Евна.

— Да, это так, — подтвердил Нумерий и тихо прибавил: — Зайди ко мне, есть о чём поговорить.

— Говори здесь.

— Нет, зайди ко мне, — настойчиво повторил Нумерий.

Тукция прислушивалась к беседе мужчин, не вмешиваясь в неё. Последние слова Нумерия особенно обеспокоили её.

И, хотя Тукция продолжала срезать цветы, работа не спорилась, и она, с досадой отбросив нож, пошла взглянуть на детей: мальчик играл ка дорожке, строя из веточек шалаш, а девочка спала в колыбели.

Сервий отправился к Нумерию.