Сидней Рейли: Жизнь и приключения английского шпиона из Одессы - [163]

Ситуация усугублялась и тем, что в Москве между Захарченко и Опперпутом начал развиваться любовный роман. Она искала в «Тресте» единомышленников, и он вдруг показался ей именно таким человеком. Захарченко вела с ним беседы о том, что нужно начинать действовать и что она рассчитывает на него.

Об отношениях между Захарченко и Опперпутом было известно на Лубянке. Артузов вызвал его для беседы, но Опперпут ничего не отрицал, а близость с Захарченко была полезной для операции. Позже Артузов признает, что тогда он совершил серьезный просчет[104]. Одним из первых, кто сообщит за границу о том, что на самом деле произошло с Рейли, будет как раз Александр Опперпут, он же Эдуард Стауниц.

В ноябре 1926 года через «окно» на эстонской границе в Париж отправился сам Якушев. Его главная задача состояла в том, чтобы теперь выманить в СССР генерала Кутепова. На встречах с ним Кутепов держал себя дружелюбно, и, когда Якушев начал жаловаться ему на интриги Захарченко, даже предложил заменить ее на кого-нибудь другого. Но вот номер с его приглашением в СССР не прошел. Кутепов в любезной форме, но твердо отклонил это предложение. Кто знает, возможно в этот момент он вспомнил о том, что случилось с Савинковым и Рейли, которых тоже приглашали к себе подпольщики в СССР.

Якушев провел во Франции еще несколько встреч, в том числе с Шульгиным и великим князем Николаем Николаевичем. Последний подарил ему своей портрет с дарственной надписью, а также передал обращение к Красной армии.

Что касается Кутепова, то Якушев все же смог с ним договориться о встрече с представителями «Треста». Но она должна была состояться не в Москве или Ленинграде, а в финском городке Териоки вблизи советско-финской границы. Совещание запланировали на конец марта 1927 года, и Якушев сначала сам хотел присутствовать на нем. Но все получилось по-другому.

Накануне совещания руководство ОГПУ решило отправить в Финляндию не его, а Николая Потапова, поскольку встрече с Кутеповым решили придать исключительно военный характер. Менжинский поручил ему настаивать на том, что выступление «внутренних сил» еще не готово, и всеми силами компрометировать идею террора. В разговоре с Потаповым Менжинский сказал, что «Трест» себя почти изжил и после совещания в Финляндии нужно будет подумать, что с ним делать.

Двадцать пятого марта Потапов прибыл в Териоки. Вместе с ним был и еще один «представитель» «Треста» по фамилии Зиновьев (!). Он как бы отвечал за работу на флоте. На самом деле, Зиновьев тоже являлся сотрудником ОГПУ (по другим данным — сотрудником Разведывательного управления РККА). 26 марта приехала Захарченко. В тот же день началось совещание.

Кутепов интересовался, когда можно ждать выступления «внутренних сил». Потапов отвечал уклончиво. Генерал предлагал направить в Советский Союз группу из 20–30 человек, которая будет совершать теракты под контролем «Треста», а сами «трестовцы» будут оставаться в тени и сохранять свои силы до переворота. Потапов не стал возражать — это бы вызвало подозрения. Он предложил обсудить этот вопрос на заседании Политсовета. 28 марта совещание в Териоках закончилось. Но Кутепов и Захарченко были неприятно удивлены тем, что в Финляндию не приехали ни Якушев, ни Опперпут-Стауниц. Последний казался Кутепову полным антиподом «старорежимному» барственному и склонному к выжидательной тактике Якушеву. Кутепов-цы делали ставку на то, что Опперпут втайне от Якушева возглавит в России «террористическую работу».

Вернувшись в Москву, Захарченко передала Опперпуту личное письмо Кутепова. А заодно предложила Опперпуту возглавить террористическую группу. Кроме того, Захарченко рассказала, что вскоре несколько кутеповских боевиков прибудут в СССР не по каналам «Треста».

То, что произошло потом, в разное время объясняли по-разному. Но после этого история «Треста» с огромной скоростью понеслась к финишу — как автомобиль без шофера.

«Советский Азеф»

В начале апреля 1927 года подвыпивший Георгий Радкевич устроил драку в одной из московских пивных и загремел в милицию. Оттуда его доставили в ОГПУ. Радкевича, конечно, освободили, но Захарченко была встревожена этим происшествием. Она настояла, чтобы ее муж срочно отбыл за границу через «окно» в Финляндию. 10 апреля Радкевич уехал в Ленинград, с ним поехала Захарченко. Однако 11 апреля от нее пришла телеграмма — Радкевич пропал. Тогда Опперпут обратился с просьбой к своему начальству в ОГПУ разрешить ему отправиться искать его. Ему дали «добро».

Сама Захарченко решила отправиться в Финляндию — по некоторым данным, Радкевич был уже там. Опперпут-Стауниц вызвался проводить ее до границы и донести чемодан. Однако на границе они оба почти бегом пустились на финскую сторону, оставив в полном изумлении связника, который должен был перевести в Финляндию только одну Захарченко. Обратно Опперпут уже не вернулся.

После того как его побег за границу стал неоспоримым фактом, ОГПУ обыскало конспиративную квартиру в Ленинграде, на которой он останавливался. Там чекисты нашли оставленное Опперпутом письмо. В нем он сообщал, что не вернется в СССР, и требовал за свое молчание 125 тысяч рублей золотом