Сибирский эндшпиль - [5]

Потом она поняла, что в этот момент допустила свою первую ошибку: она согласилась подумать над этим.

Мужской голос откуда-то из-под потолка, нелепо смешивая американский гнусавый выговор с гортанным русским акцентом, прервал ее раздумья.

— Леди и джентльмены, мы приближаемся к "Валентине Терешковой" и состыкуемся с ней приблизительно через двадцать минут. Формальности по прибытии будут недолгими, перед продолжением осмотра в зале для прибывших вы услышите небольшую речь. Будут поданы прохладительные напитки. Советское Министерство Космических Наук надеется, что, несмотря на ограниченное пространство на борту транспортного корабля, ваше путешествие было комфортабельным. Благодарю вас.

На смотровом экране впереди кабины "Терешкова" была почти правильным кругом, Солнце освещало ее с одной стороны и станция была видна, как два сверкающих полумесяца. Вокруг Полы зашевелились и заговорили другие пассажиры, кто-то, проснувшись, потягивался, приводя в порядок прически, поправляя галстуки и запонки. Вместе их было около сотни: в основном политические и военные деятели, ученые и журналисты с Запада, из Азии, приглашенные в специальный визит в колонию, на празднование столетия Первомая. Путешествие с пересадочной платформы на низкой орбите вокруг Земли, где они пересели на транспортный корабль с многоразовых челноков, заняло около пятнадцати часов. Хотя для многих это был, вероятно, первый космический полет, первоначальное возбуждение уже улеглось, несмотря на потрясающие виды Земли, время от времени сменявшие на экране звездное небо. Сейчас на экране появилось что-то новенькое.

— Пора вставать, — тихо сказала Пола своему соседу, в руках которого висел открытый журнал. — Прилетели. Добро пожаловать в Орбитград.

Ее сосед, которого она знала, только как Льюиса Эрншоу, потянулся, уперев живот в пристяжной ремень, издав бесконечно долгий то ли зевок, то ли стон, и расслабленно откинулся в кресло. Он потер глаза, огляделся и промурлыкал:

— Снова дома, дома на Лагранже?

Ему было уже под сорок, плотный, но атлетичный, ничем не выделяющаяся прическа, темные прямые волосы, коричневые глаза, ироничные и настороженные, иногда задумчивые, четко очерченное лицо с квадратной челюстью и сжатые слегка приподнятые губы. Он чувствовал себя в своей тарелке — агент, извлеченный Фоледой откуда-то из таинственного "Оперативного Отдела" РУМО. Как и у Полы, у него на груди была табличка, обозначающая его, как представителя службы новостей Пасифик Ньюс Сервис, Калифорния, США.

— Ну как впечатление, генерал? — спросил кто-то у них за спиной.

— Еще утомительнее, чем поездка по Техасу. — громко прозвучало в ответ.

— Похоже, они не сходят с ума от восторга. — сказал Эрншоу, закрывая журнал и засовывая его в карман на спинке кресла. — Целое поколение было воспитано на чудесах электроники — и вот результат. Все время нужен новый стимулятор.

— Может быть, реальность станет хорошей заменой? — сухо спросила Пола.

— До тех пор, пока к ней не привыкнешь.

Пола впервые увидела его перед совещанием, которое вел один из подручных Фоледы из подземелий Пентагона. Полковник Рэймонд в конце концов уговорил ее, отдал несколько приказов, исполненных с потрясающей скоростью, и перевел ее во временное подчинение РУМО. Через неделю она переехала из Массачусетса в Вашингтон, и после сокращенного курса подготовки к космическим полетам очутилась на борту корабля ВКС США вместе с дюжиной других курсантов, проходя ознакомительный курс. Разговоры о себе не поощрялись, так что она почти ничего не знала о своих одноклассниках, включая и Эрншоу. Все это время, пока для них не были придуманы легенды, он знала его, только, как "Джорджа", а к ней самой обращались, как к "Джойс". Что класс состоял из возможных кандидатов на эту миссию, дошло до нее позже, и она удивилась, из скольких же они были отобраны. Действительно, в этот раз Фоледа не позволил себе рисковать.

Эрншоу поразил ее способностями и уверенностью в себе, качествами, которые он всегда уважала, и они тренировались вместе, несмотря на ее приступы независимости и его вечный скептицизм с нежеланием, а может, неспособностью, доверять кому-либо. С другой стороны, он молчал, когда ему было нечего сказать, ему было все равно, как он выглядит со стороны, и он не пытался понравиться абсолютно всем. Из него вышел бы хороший ученый, думала она с сожалением, если бы его профессия не требовала от него такого цинизма и подозрительности.

— Что привлекает меня в науке, как в профессии? — ответила Пола однажды своему напарнику — разговор случился в перерыве между занятиями на космическом корабле, — Наверно, постоянный интеллектуальный вызов. Не остается места для притворства и самообмана, как это часто случается в других случаях. Я никогда не могла позволить себе быть фальшивой. Наука имеет дело с истинными фактами, ее выводы недвусмысленны и испытаны реальностью.

— Значит, всем остальным еще есть чему учиться? — спросил он, абсолютно нейтрально, как он мог — особенно когда они начинали спорить без выражения, без интонации, не соглашаясь и не высказывая сомнений, не одобряя и не осуждая. Почему-то это еще больше раззадоривало ее. Пола удивлялась, не было ли это результатом их секретного обучения.