Шут - [31]

— Лучше бы пораньше. А ты знаешь, какая скульптура появится на центральной площади нашего города?

— Памятник тебе, — сказал я, не задумываясь.

— Памятник тебе, — возразил принц. — Во всяком случае, это будет изваяние шута.

— Ты, Берт, как придумаешь что-нибудь! Почему именно шута?

— Я так хочу.

— Королём ты так и не стал, а замашки у тебя уже как у Франки.

— Нет, Турди, здесь ты неправ. Отец совсем о другом думает. У него на уме только всякие спорные территории, иные из которых не стоит и на карту наносить. Но ты не думай, я его не осуждаю…

Коньяк пробудил во мне полную расслабленность — даже языком ворочать было лень. Я сидел в кресле, прикрыв глаза, и слушал, как мечтает принц Берт. Да, что-то у него получится, хотя и не всё сразу. А там и внук у Доры родится.

Открыв глаза, я увидел старичка профессора, пришедшего заниматься с принцем науками. Он стоял позади своего ученика и терпеливо ожидал конца его проповеди. Я толкнул увлёкшегося принца под локоть и кивнул на профессора. Берт прервал свою речь, вскочил с кресла, поздоровался с наставником и предложил:

— Оставайся, Турди.

— В другой раз, — ответил я. — Не буду вам мешать.

И выскользнул из обсерватории.

* * *

На выходе из дворца меня ожидал сюрпризец. Два солдата из охраны скрестили передо мной алебарды и вызвали дежурного офицера. Тот начальственным тоном объявил мне о том, что по приказу его величества я не должен покидать дворец вплоть до следующих распоряжений.

Надо мной навис призрак серьёзной опалы. Я поболтал с офицером, выяснил, что Доры вышеуказанный приказ не касается, вернулся в свой опустевший кабинет и повалился на кровать, погрузившись в полупьяное блаженство.

12. БАРОН ГРОССИР

Вечером я сходил на кухню и, несмотря на крики, брань и проклятия поваров, забрал поднос, сервированный для Хильды и Франки. В самом дворце было тихо и спокойно; все придворные попрятались кто куда. В коридорах стояли только караульные гвардейцы. Я занёс свою добычу в кабинет, засел за стол и воздал должное яствам и напиткам, приготовленным для монаршей четы. Мне не хотелось думать о делах, но они сами лезли в голову. Скоро приедет неммардский офицер и привезёт мой приговор. Похоже, Франки настроен насчёт меня решительно. А сбежать, наверное, не выйдет.

На улице стемнело. Насколько я мог видеть из своего окна, город погрузился в темноту, лишь кое-где светились не закрытые ставнями окна, да шатались патрули с фонарями. Я не зажигал свечей в своём кабинете и долго стоял, опёршись на подоконник и слушая сверчков, орущих в маленьком саду при дворце.

В дверь постучали.

— Да! — крикнул я.

Дверь открылась, и в кабинет вошёл один из адъютантов барона Гроссира, щурясь на темноту.

— Что случилось? — поинтересовался я.

— Его превосходительство просит вас зайти к нему.

— Не понял. Какое превосходительство? Барон Гроссир, что ли?

— Ну да, — ответил адъютант. — Он.

— А чего ему от меня надо?

— Его превосходительство мне не докладывали. Вы пойдёте?

Тут я призадумался. С чего это барон Гроссир возжелал меня увидеть? О чём мне говорить с этим злобствующим дурнем?

А не пойти нельзя — завтра барон всему свету раззвонит о том, что я побоялся его проведать.

Адъютант у двери ждал моего ответа. Я кивнул ему и подцепил на пояс меч Турди. Мы вышли. Я запер кабинет, и мой посетитель повёл меня к барону.

В опустевшем коридоре кое-где горели свечи, вставленные в специальные фонари. Где-то в недрах дворца кто-то, не очень-то умеючи, терзал лютню. Меня охватило чувство тревоги. Зачем я туда иду? А не послать ли мне этого типа куда подальше и…

Адъютант постучал в дверь.

— Войдите! — послышалось изнутри.

Адъютант открыл дверь, впустил меня внутрь, а сам остался снаружи.

Барон Гроссир сидел за столом в своём обширном кабинете, перед ним стояла бутылка вина и два пустых стакана. Эта картина освещалась где-то двумя десятками свечей. Военный министр изволил пребывать в крайне мрачном настроении, и даже его ордена висели как-то печально. Он кивнул мне на стул, стоявший напротив него.

— Что, Турди? — спросил он. — Попали мы с тобой в немилость?

— Разве его величество и вас приговорил к подземелью?

— Нет, — ответил военный министр, откупоривая бутылку и разливая вино по стаканам. — Но он поступил гораздо более жестоко, назначив на завтра смотр войскам столичного гарнизона. А они, войска эти, имеют довольно убогий вид. Не хватает оружия, обмундирования, обуви. И это — заметь! — в столице. А что творится в отдалённых гарнизонах, я даже гадать боюсь.

— Ваше здоровье, барон.

— И твоё тоже.

Мы пригубили вина.

— А что случилось с нашей армией, господин барон? — полюбопытствовал я. — Отчего так произошло?

— Можно подумать, ты не понимаешь.

— Не понимаю, — сознался я. — Не понимаю, к чему вы клоните. Не понимаю, зачем вообще этот разговор.

— Это не так уж и сложно, — заметил барон Гроссир. — Дело в том, что в нашей армии давно и прочно установилась Система. Высокие военные чины и интенданты разворовывают деньги, отпущенные казной на обмундирование и вооружение. Всё это, разумеется, проходит по документам, оформлено юридически грамотно. На каждую украденную монету в военном министерстве есть по нескольку актов и различных форм списания. Беда лишь в том, что на завтрашнем смотре его величество вряд ли пожелает изучать эту гору бумаги.