Шут - [30]

— Вы это серьёзно?

— Сперва, конечно, дети появятся.

— Уж не от вас ли?

— Не знаю. Очень сомнительно. Так вот, твой внук станет величайшим человеком в истории. Как Александр Македонский. Или Архимед.

— А кто это?

Я мысленно обругал себя и ответил:

— Ладно, пример неудачный. Скажем так: твой внук станет величайшим изо всех великих.

— А если у меня их будет два? Или три?

— Да может и с десяток. Но у того, о котором идёт речь, будут твои глаза. Точь-в-точь твои.

Я сложил вексель и быстро изодрал его в клочья. Дора ахнула.

— Что вы сделали?!

— Не забывай о нашем разговоре и моём предсказании, когда станешь баюкать своего внучка на коленях и стирать загаженные им пелёнки, — добавил я, распахивая окно и выбрасывая в него клочки расписки.

Но порыв ветра занёс добрую половину их обратно, разбросал по кабинету, по волосам и платью моей секретарши.

— И с этого момента держись от меня подальше, — предупредил я. — И никогда, слышишь — никогда! — и ни за чем ко мне больше не обращайся.

— Но я так не могу. Деньги по векселю…

— Я не собираюсь с тобой препираться. Повторяю: чтобы уже сегодня тебя в столице не было.

— Знаете, — заметила Дора, отряхивая с себя клочки расписки, — если это какая-то болезнь, то больной вы мне нравитесь куда больше, чем здоровый.

— Ты тут поостри ещё.

Внезапно Дора положила мне руки на плечи, приподнялась на цыпочки и поцеловала меня в губы.

— Мне нечем вас отблагодарить, — сказала она при этом. — Но я постараюсь забыть обо всём, что между нами было. И запомнить вас вот таким,

— Ладно, иди уже, — проворчал я, бросая кошелёк Турди на стол. — Это тебе на дорогу и на первое время. Я ничего не хочу слышать, попробуй только не взять! Устраивайся где-нибудь в провинции, выходи замуж, рожай детей. Всё!

— Прощайте, — сказала Дора.

Я обнял её за плечи и торопливо вышел. Не хочется отпускать, но ещё хуже будет, если она останется в лапах у этого тарантула Турди. С неё, пожалуй, хватит. Жаль только, что мы с ней больше никогда не увидимся.

* * *

— Турди! — окликнул меня принц Берт. — А я к тебе.

— Что-то случилось?

— Отец слёг на нервной почве. Но я не о том хотел поговорить.

— А о чём же?

— Отец к обеду не выйдет, барон Виде тоже отказался, так что мы с тобой можем посидеть у меня в обсерватории да поболтать о том, о сём, как в былые времена.

— Пойдём, — согласился я.

Мы двинулись к обсерватории. По дороге придворные нам кланялись и шаркали ногами. Уже у самой обсерватории мы встретили группку совсем уж безмозглых фрейлин, непонятно зачем собранных со всех сторон королевой. Они строили нам глазки, а одна из них спросила:

— Ваше высочество, неужели и вправду будет война?

Принц пробормотал грубое ругательство и прибавил шагу.

В обсерватории никого не было. Принц залез в настенный буфет, извлёк оттуда графинчик с коньяком и плеснул по стаканчику. Я примостился за столом, заваленным книгами и астрономическими таблицами. Коньячок у Берта оказался отменным. Принц обогнул трубу телескопа, грозно нависшую над столом, очистил на нём место и с удобствами разместил графин, приткнул блюдо с пирожными, после чего устроился сам, развалившись в кресле и закинув ногу на ногу.

— Натворил ты дел, Турди, — вздохнул он. — Что же теперь будет?

— Не знаю, Берт. Если всё пойдёт, как задумано, то и закончится хорошо.

— Отец сегодня пригрозил, что накажет тебя, но ты не думай ничего такого.

— Я понимаю. Не мог же он просто промолчать.

Некоторое время принц молчал, внимательно глядя мне в глаза.

— Сколько уже с тобой общаюсь, но никогда не могу понять, шутишь ты или говоришь серьёзно, — признался он затем.

— Работа у меня такая.

Принц снова наполнил наши стаканчики и заговорил:

— Дело в том, Турди, что я скорее поверю в повальную измену всех министров оптом, чем в твою. Отец это тоже понимает, но уж больно сложный финт ты затеял.

— Берт, я надеюсь на то, что всё получится.

— Я тоже хочу в это верить. Как, в общем-то, и родители. Но если ты не хочешь рассказывать, то я и спрашивать не буду, только скорее бы всё это закончилось.

— Кончится одно, начнётся другое, — предположил я. — Жизнь-то продолжается.

— Вот-вот. И когда-нибудь я унаследую престол. Вот тогда у нас всё будет иначе. Я понастрою множество культурных заведений: институтов, театров, музеев…

— Обсерваторий, — подсказал я.

— А ты не издевайся. Я буду переманивать к нам лучших учёных, артистов, художников и стихотворцев из других стран. Мы станем культурной и научной столицей мира.

— А как же Неммардия и прочие соседи?

— Я ведь не говорил, что собираюсь разогнать армию. Пусть только сунутся. Но ты представь себе: по улицам нашей столицы будут ходить не бандиты, мародёры и прочие жлобы, а интеллигентные и культурные люди. Из самых дальних стран к нам повалят богачи, чтобы нанять наших скульпторов, архитекторов и художников.

— Боюсь, Берт, ты не скоро этого дождёшься.

— Давай свой стакан. Я понимаю, что всё это случится не на следующий день после моей коронации. Но, Турди, поверь мне, так и будет. Главное — начать. А там и у нас начнут рождаться великие люди.

Я удивлённо покосился на него и заметил:

— Лет эдак через сорок.

Берт прикинул, сколько ему тогда стукнет и ответил: