Шургельцы - [71]

К правлению подошел Савка Мгди. Он тяжело дышал, — видать, торопился, серая валяная, потерявшая уже форму шляпа съехала на одно ухо, лапоть на ноге развязался. Мгди наступал на оборы, спотыкался.

— Председатель где? — спросил он. — Неужто, кроме Маськина, другого человека не нашли в дальнюю дорогу посылать? «В командиры еду, говорит, садись, мне, говорит, ямщик положен». Поймал меня в поле, силком в тарантас затащил. Пока не проехали Малые Бюрганы, ни за что не хотел отпустить. «Пусть, говорит, соседи видят, как разъезжает Иван Маськин…» Чуть не завез меня за тридевять земель. Старуха-то без меня бы осталась, сильно скучала бы, эккей!

Окрестности Шемурши очень понравились Маськину. И правда, хороши там высокие, стройные сосны, тихо шумят, качаются на ветру, и много их — стоят без конца, без краю. Хороши там и чувашские избы, рубленные из прямых, как свечи, крупных сосновых бревен.

Вернувшись домой, Иван долго и скучно рассказывал о жизни тамошних чувашей, об их постройках, о вечнозеленых лесах, о прямых мощеных дорогах.

— Вот так, товарищи, тамошний чувашин богаче нас живет. До сих пор не ездил, не видал, что есть удивительный такой край. И люди там при сознании, так сказать, покультурнее, чем мы с вами, братцы. Езжайте, всё там в порядке, подписано, — подбадривал он возчиков, которые должны были ехать за досками на лесопильный завод в Шемуршу.

— Дядя Иван, тебе тоже вместе с нами ехать надо, — заметили ему.

— Вам дорогу открыл, теперь без меня управитесь. Может быть, я потребуюсь на другое ответственное мероприятие. А с разными мелкими делами возиться найдется кто и кроме меня, село большое, глазом не окинешь, — и прибавил, как всегда торжественно: — Ладно, молодые товарищи, мою идею там до конца доведите, работайте, соревнуйтесь, держите себя прилично…

Через два дня шургельцы добрались до шемуршинского леса. Командовал молодыми возчиками Ванюш. На душе у него было тяжело, но он старался смеяться, шутить, не показывал, что на сердце.

— Ребята! — кричал он возчикам. — Давайте не подкачаем. Видали, какие шемуршинские девушки щеголихи, не опозориться бы перед ними!

— Не опозоримся, не отстанем! — отвечали парни.

— В этих местах крепкое пиво варят, один ковш выпьешь — глаза гореть начнут, — шутил Ягур.

— Кто тебя угощал?

— Потише вы, а то мне шемуршинские парни бока намнут. С хорошенькой девушкой познакомился… Вон возьму да и увезу. Так ведь, Маркел? Хватит нам в холостяках ходить!

— Его уж пришпилили. Если Хвекла услышит, рядом не сядет. А, Маркел, ведь так?

Маркел покраснел, улыбнулся смущенно.

…Три дня возили лес.

Конечно, Маськин ни о чем толком не договорился и ничего не сделал. Никаких досок для «Знамени коммунизма» не приготовили. Ребята сами должны были и валить лес и вывозить бревна на лесопилку. Работы оставалось еще много, продукты кончились, пришлось подтягивать пояса, а парни не унывали, поругивали Маськина, но весело, беззлобно.

— Он нас вдохновил, лозунг подбросил, а сам в кусты. Вот приеду, поревизирую его, покажу, где раки зимуют… — угрожал Ягур.

— Ладно уж, не ругайте его, он и так в горе великом, по дороге карту потерял. Как только не заблудился, нашел свою деревню, понять не могу, — откликнулся Маркел.

Вечером, когда вернулись с работы и выпрягли лошадей, Маркел тихо, как бы невзначай, сказал Ванюшу:

— В Чебоксары автобусы ходят, тебе бы съездить к Сухви…

— Не знаю, — уклончиво ответил Ванюш, — да и адреса она мне не дала.

Но дело было, конечно, не в адресе. Это, наверно, понял Маркел, оборвал разговор.

А Ванюшу стало горько: видно, о его семейных делах не он один думает, но и легче стало: люди его горе переживают, о нем, Ванюше, заботятся.

Подошел мужчина и передал Ванюшу, что его ждут в конторе. Ванюш пошел за ним. Молодые возчики сидели на завалинке, курили.

— Маркел, а Маркел, нравится тебе шемуршинский лес? — Ягур легонько толкнул своего друга.

— Ох, еще бы этот лес не понравился! Глазом не окинешь, шумит день и ночь, а пахнет как… Кабы я умел, стихи о нем сложил.

— А знаете вы, что он начинается от Суры, а с другого кошта даже уральский город пересекает?

— Да где мне, троечнику, знать? Плохо я учился, — сказал Ягур, пересыпая с руки на руку сосновые шишки.

— Что с ними будешь делать? — спросил Маркел.

— Домой возьму, попробую посадить. — Он сжал в кулаке шишку, снова разжал. — Слышишь, будто стонет, что ее от матери-сосны забрали. Ну ничего, не плачь, — сказал он шишке, — мы из тебя новое дерево вырастим. Что, думаете, не вырастет?

Ванюш вернулся.

— Из села телеграмма, — сказал он, — беспокоятся, что долго задержались. Надо ответить.

— Не забудь моей милой от меня привет написать, — пошутил Ягур: все знали, что милой у него еще нет.

Ванюш пошел на почту, оттуда на лесопильный комбинат, поговорить с директором. Но директора не было. В его кабинете сидел незнакомый мужчина, очень худой, с блестящими очками на длинном прямом носу.

— Не сможете отпустить хоть бы центнер овса лошадям? — спросил его Ванюш.

— Овес, говоришь? — удивился мужчина. — Надо бы пораньше обратиться, кончается рабочий день. Все домой спешат, завтра же праздник песни, со всей округи народ в Шемуршу съезжается. — Он нажал кнопку звонка. Вошла девушка в белом платье и в белых туфлях.