Шура. Париж 1924 – 1926 - [53]

Теперь Шура находилась в незнакомом мире среди незнакомых людей. Кто знает, сумеет ли она когда-нибудь вновь увидеть Кисловодск? Быть может, этот день никогда не настанет… Или настанет, но Сеита рядом уже не будет. Внезапно Шура одернула себя и открыла глаза. Нельзя хвататься за прошлое, нужно жить настоящим! До сих пор все случалось так, как она планировала. Лучше довериться времени и судьбе. Разве в ту ночь, которую она впервые провела с Сеитом, она не думала о том же самом? О том, что лучше довериться моменту? Разве не разделила с ним постель только ради того, чтобы любоваться искрами, танцующими в глубине его синих глаз?

Море волновалось под утесом. Шура помнила, как хотела остаться с Сеитом навсегда и как ее бросало в жар от мыслей о нем. Ей хотелось, чтобы мужчина был рядом с ней, обнимал ее, целовал и смотрел ей в глаза влюбленным взглядом. Она скучала. И когда она думала о том, что он рано или поздно вернется, ее сердце начинало биться быстрее. Шура расстегнула жакет и подставила шею ветру. Когда прохладный соленый воздух касался ее кожи, по ее телу пробегала мелкая дрожь. Она посмотрела на усыпанное звездами небо и, опьяненная счастьем, начала напевать под нос какую-то песню.

Шура не знала, сколько прошло времени, но в какой-то момент почувствовала, что замерзает от холода. Вдруг откуда-то издали раздались голоса всадников – несмотря на то, что прошло всего несколько часов, Сеит и Джелиль уже вернулись. Шура побежала к ним навстречу, догадываясь, что что-то пошло не так, ведь мужчины планировали переночевать в доме Эминовых. Ей не нужно было видеть лицо Сеита, чтобы заподозрить неладное: она хорошо знала своего возлюбленного и сразу почувствовала все гамму его эмоций – радость, волнение, печаль и негодование. Она уже готовилась спросить, в чем дело, но Джелиль вскинул брови и отрицательно покачал головой. Шура подошла к Сеиту, обняла его и послушно положила голову ему на грудь. Это вызвало в ней сложные чувства, но ненадолго – молодой человек тепло обнял ее в ответ, а затем, не проронив ни слова, повел домой, в спальню.

Какое-то время они лежали молча. Сеит смотрел в окно, разглядывая тонкую линию горизонта, где море встречалось с небом. Несмотря на темноту ночи, Шура заметила печаль в его глазах. Она терпеливо ласкала его лицо, ожидая, что рано или поздно молодой человек поделится с ней своими проблемами. Ее тонкие пальчики очерчивали контуры его прямого лба и напряженных скул, но Сеит не разжимал губ. Он крепко, но нежно сжал руку Шуры, один за другим поцеловал кончики ее пальцев, а затем медленно спустился к запястью, другой рукой незаметно вытягивая шпильки из ее волос. Он поднес ее волосы к своему лицу и поцеловал их, втянув ноздрями аромат ее духов. Наклонив голову, он искал ее губы. Шура знала, что мужчина хочет ее, и уже давно была готова ответить ему. Сеит был здесь и принадлежал только ей. Ей не хотелось знать, где он был и с кем и почему вернулся таким угрюмым. Он все расскажет, когда придет время. Стараясь не задеть его еще не зажившую ногу, она потянулась к нему. Шура покрывала поцелуями его грустное лицо, спускаясь к шее. Дойдя до груди, она начала расстегивать пуговицы на его рубашке. Сеит обхватил ее за талию и страстно притянул к себе. Все, что он пережил раньше, перестало на миг иметь значение: сейчас он хотел только одного – расслабиться и отдаться Шуре. Он впервые был настолько груб, что Шуре на мгновение стало не по себе. Но она промолчала, молча принимая его страстные настойчивые ласки. В эту ночь он занимался любовью так, будто боялся потерять Шуру – или думал, что потерял, но обрел вновь. Шура не чувствовала себя некомфортно, наоборот – полностью отдалась ему и новым ощущениям. И эта новая Шура была нетерпеливой, жаждущей любви, страстной женщиной. Она была счастлива. Ночь окружала их своим волшебством. За окном выл ветер, бились о скалы волны, шумел стоявший в саду мраморный бассейн – все словно подыгрывало движению их тел. Там, снаружи, природа разыгрывала такую же дикую, животную любовь, какая разгоралась между ними. Когда Шура вскинула голову и застонала от удовольствия, она на мгновение увидела звездное небо. Счастье опьяняло ее. Звезды… звезды… Море с чувственным исступлением билось о скалы, разбрасывая в стороны соленые капли, к берегу бежали торопливые волны, а из глаз ее лились слезы…

– Не хотите ли чашечку чая, Александра Верженская?

Шура внезапно отвлеклась от своих воспоминаний. Спешно смахнув с глаз набежавшие слезы, она мило улыбнулась стоявшей в дверях девушке:

– Спасибо, Анечка. С удовольствием.

Анечка наверняка заметила выражение ее лица, но, несмотря на распиравшее ее любопытство, учтиво промолчала.

– Сейчас принесу, – встрепенулась молодая девушка.

Наблюдая за тем, как девушка легко, словно балерина, исчезает в дверном проеме, Шура с удивлением осознала, насколько далеко она теперь от прошлого, о котором недавно вспоминала. Казалось, будто ей приснился сон, и она только что проснулась. Увидев Анну Петровну, Шура вновь окунулась в прошлое.

Анечка была одной из последних, кому удалось покинуть Крым в 1919 году, в сопровождении армии Врангеля. Сейчас ей около двадцати лет, а тогда, стало быть, примерно пятнадцать. Ее отца, офицера, убили на фронте красноармейцы, а мать и двое братьев умерли от тифа во время побега с полуострова на Родос. Больше Шура о ней не знала ничего – Анечка не рассказывала, храня в тайне трудности, борьбу и разочарования, настигшие ее в ту пору. Что-то подобное коснулось каждого эмигранта. Кто-то не хотел ворошить прошлое, а кто-то стремился в будущее и хотел стать новым человеком. Но не Феликс Юсупов. Эксцентричный князь знал, что убийство Распутина еще было свежо в памяти людей, и воспользовался своей славой, чтобы основать