Штурманы - [7]

Что-то упругое подхватило, закрутило, понесло. Засвистело в ушах. С силой рванул кольцо Владимир. Вихрь куда-то исчез. Оборвался рокот двигателя… Удар! И сразу тишина, тишина… Владимир открыл глаза, посмотрел вверх. Там покачивался, закрыв почти все небо, темный купол парашюта.

— Вон он! Вон! — оглушительно кричал прямо в ухо Коля, указывая рукой куда-то вверх и в сторону. — Тянет! Тянет!

Владимир увидел вдали багровый пульсирующий шар, медленно плывущий среди звезд, как огромная комета.

— Может, успеет посадить?! Должен посадить! Он же первоклассный летчик! — захлебывался в крике Коля.

Неожиданно шар раздулся, ослепительно вспыхнул и, осветив небо и землю, разогнал мрак ночи. Потом сжался и разлетелся на разноцветные осколки, которые падающими звездами исчезали за горизонтом. Долго еще в той стороне светилось небо…

Вожак

Был в полку капитан Вадов — редкая, загадочная фигура. Невысокого роста, кряжистый, он выделялся своей широкой и черной, как головешка, бородой. Звали его «дедом». Удивительно, никому не разрешалось носить бороду, а ему, видите ли, можно?! Из-под густых насупленных бровей небольшие темно-карие с синеватыми белками глаза глядели настороженно и недоверчиво. Был он неразговорчив, нелюдим. Говорил коротко. На расспросы, если кто и осмеливался, отвечал односложно: «Да», «Нет», «Не знаю», «Разрешите идти»…

Не было в полку человека, который бы видел, как Вадов смеялся.

Как всегда в таких случаях, о нем ходили легенды. И все не в его пользу, одна хуже другой. Тем более, что он их никогда не опровергал, даже если и слышал… А может, и не слышал? Молодежь вроде бы его уважала, как старшего по возрасту, званию и должности. И в то же время… побаивалась. Да и как не забоишься командира «корабля смертников»?

С ним отказывались летать под любым предлогом. Попасть к нему в экипаж считалось несчастьем. А штурман его — жердеобразный Витя Полыгин, известный полковой балагур и зубоскал, прямо заявлял в кругу своих сверстников, понизив голос и заранее оглядевшись по сторонам, что «моя песенка спета и я приготовил себе загодя гроб».

Кажется, только командование относилось к Вадову с настоящим уважением, полным доверием и без предрассудков. И когда в полк пригнали два бомбардировщика нового типа, то Вадов один из первых его освоил.

Вылетели утром, когда было еще темно. Боевое задание — разведать в глубоком тылу противника крупный железнодорожный узел.

Линию фронта прошли «на потолке» самолета за облаками.

Ушаков был настолько поглощен расчетами и прокладкой пеленгов на карте, что если бы кто-нибудь крикнул: «Истребители!», — то ответил бы: «Не мешайте работать!»

Из-за облаков вывалились минут за десять до города. Шли, буквально прижимаясь к ним, по нижней кромке; так меньше заметно, да и в случае чего в любую секунду можно нырнуть в них…

Владимир на коленках в самом носу кабины «нюхал землю» — сличал карту с местностью.

Город стоял на окраине большущего лесного массива, тянувшегося с юга на север через весь лист карты.

Шли над лесом, но ни окраин его, ни города не было видно. Наконец левее показалось чистое поле. Довернули туда. Затем в морозной рассветной мгле проступило черное округлое пятно, похожее на воронье гнездо.

— Впереди цель! — закричал Владимир.

— Вижу, — неторопливо ответил Вадов. — Скроемся в облаках, а выскочим над узлом.

И потянул штурвал к груди.

— Давай! Засекаю время!

Минуты через три бомбардировщик снова вынырнул из облаков. И точно над железнодорожным узлом.

— Боевой!

— Есть боевой! — Вадов повел самолет, словно по нитке.

Казалось, фашисты не обнаружили самолет, а если и обнаружили, то не успеют сделать ни одного выстрела. Но в тот момент, когда замигала сигнальная лампочка фотоаппарата, вблизи вспух грязно-белый взрыв снаряда и осколками сыпанул по самолету. Треснуло остекление в носовой кабине. В лицо штурману больно хлестнула морозная струя воздуха. Запахло сгоревшей взрывчаткой. В уши ударил свист и вой. Ушакова толчком оторвало от прицела и прижало к стенке кабины.

В наушниках прозвучал сдавленный голос радиста:

— Товарищ командир! Правый горит!..

— Будем тушить, — спокойно отозвался Вадов.

Из-под капота мотора вырывались длинные черные струи дыма, а потом блеснули и желто-синие зубцы пламени.

«Прыгать! Скорей к люку!» — Ушаков бросился в лаз…

Командир рывком до предела отжал штурвал от себя и с нарастающей скоростью повел самолет к земле.

— Перекрой пожарный кран! — приказал он второму пилоту, дергая за рукоятку противопожарного устройства.

Пилот не шевельнулся.

— Ты что? — начал было Вадов, но осекся.

Его лицо, красное от натуги и возбуждения, потемнело, когда он увидел, что правая щека летчика залита кровью с серыми сгустками…

Земля приближалась. Командир перевел машину в горизонтальный полет. Было проделано множество горок, кренов, виражей, давно сработало противопожарное устройство, винт переведен во флюгер, а мотор выключен, но пламя по-прежнему не сбито…

Ушаков добрался до спасительного люка. Лицо обжег холод. Внизу озеро. «А успеет ли парашют?..» Он повернул голову: пилоты сидели на местах.

«Тянуть на одном моторе к своим — каждую секунду могут взорваться бензобаки, — мучительно думал Вадов. — Но тогда надо немедленно производить посадку. А где?»