Штурманы - [5]

От холода, страха и вибрации дробно постукивали зубы. Потом началось самое страшное — стало исчезать сознание. Голова свешивалась на грудь. В любой момент он мог провалиться в бездну. Он потерял счет времени. Изредка его губы все же шевелились. «Держаться! Держаться!» — командовал он себе…

Он не помнил, когда и как самолет приземлился, зарулил на стоянку и как к нему отовсюду стали сбегаться однополчане. Как вытащили его из люка, закоченевшего, едва живого, с разведенными локтями.

— Володя! Владимир! Вы живы? — кричал ему в уши Медведев и растирал его щеки ладонями. — Вы слышите меня, Володя?! Вы сбили того нахального «месса», слышите?.. — и растирал, растирал руки штурмана шерстяными перчатками.

А стрелок-радист суетился возле его ног.

— Да опустите руки-то! Вытяните по швам!

— Не могу-у, — прошептал Владимир.

— Что не можете? — наклонился Медведев. — Сейчас мы вам их расправим.

И он стал выпрямлять руки Владимиру.

— Да что это они?! На самом деле задубели?.. Врача! Скорей врача!

Только на вторые или третьи сутки — Владимир точно не помнил — руки постепенно опустились, расправились и приняли нормальное положение. Но еще долго после того, в минуты гнева, страха или волнения, они, словно по команде, вскидывались вверх и замирали, точно законтривались невидимыми болтами.

Экзамен

Полк Селиверстова отличался от других частей Авиации Дальнего Действия тем, что в его составе были самолеты разного типа и назначения. Штурману Ушакову приходилось летать на всех типах, имевшихся в полку, с различными командирами и экипажами, тем более что он сам всегда напрашивался на полеты…

И вот однажды снова дошла очередь до экипажа Медведева, — полетели к партизанам на выброску груза.

…Ночь. В кабинах темень, густая и липкая. Внизу — ни огонька. Облачность плотно укутала землю. Вверху — бездонная пропасть с разноцветными точками звезд.

Однообразно, вгоняя в сон, гудят моторы.

Владимир Ушаков, включив фонарик, склонился над картой. Гоняет движок навигационной линейки, шевелит пухлыми губами, высчитывает. Вот сорвался с места, ткнулся в дверь пилотской кабины. В проходе запнулся за сидящего на корточках у электрощитка борттехника Тулкова. Перевалился через него. Протиснулся к летчикам.

— Товарищ командир! Через час пройдем линию фронта, а через два будем дома.

— Хорошо-о, — довольно проокал командир. — Будьте внимательны! Как бы не заблудиться! Идем, как у тигра в желудке.

— Я в общей кабине. Попытаюсь определиться. Будет разрыв облачности — дайте сирену.

Командир снял руки со штурвала, повернулся назад:

— Коля! Связь скоро будет?

— Не знаю. Станция разбита, в полном нокауте, пытаюсь исправить, нужен свет…

— Тулков! Когда свет будет?

— Не будет света, командир! На куски разнесло щиток, проводку порвало.

Невыносимо холодно. В пробоины от осколков с шумом и свистом, словно струи ледяной воды, в кабину врываются воздушные потоки. Слабо светятся шкалы и стрелки приборов. От этого кажется еще холодней.

Нервное напряжение, владевшее каждым при прорыве к цели, нашло выход в разговоре, смехе, шутках…

За спиной пилотов опять появился штурман.

— Вова! А ты сегодня не звал маму на боевом? — сверкая золотым зубом, повернулся к нему второй пилот Александр Родионов.

— А когда я звал? — прыгая на месте и хлопая себя по бокам, ответил штурман.

— А в первый вылет?!

— Не было этого.

— Как это не было? Я сам слышал, как у тебя голос дрожал! Да и команды давал путаные. То ли боевой! То ли ой-ой-ой! — Александр рассмеялся. — Правда, командир?

— Что-то не помню, — ответил Медведев.

— Ничего, Вова, не унывай! — хлопнул штурмана по спине Тулков. — Мы тебя вылечим. Вот прибредем домой, возьмем с собой — сразу все страхи пройдут! И маму забудешь! — захохотал заразительно. — Так, Саня?

— А что, идея! Пойдешь с нами, Вова? С девочкой познакомим — люкс! Модерн!

— Да ну вас! Ухожу…

Летчики громко засмеялись.

— Иван Семенович, ну что за человек наш штурман? — не унимался Митя. — Не курит, не пьет, по девкам не ходит. Для чего живет?

— А вы знаете, что он деньги копит?! — перебивая Тулкова презрительно сказал Александр. — И где? На фронте!

— Зачем клевещете на него? — вступился за штурмана Петренко. — У него дома сестра-студентка, брат-школьник…

— Хватит спорить! — прикрикнул командир. — Я тоже деньги посылаю детям! А насчет пьянки — предупреждаю!

— Что вы?! Что вы, Иван Семенович! Даю слово — пить мы больше не будем! — с неожиданной готовностью заверил Тулков.

Командир вылез из кресла, шагнул в проход, выпрямился. Хмыкнул недовольно:

— Гуси! Пошел к штурману, самолет посмотрю…

Борттехник и пилот молчали. Тяжело ступая, командир вышел в общую кабину. Когда за ним захлопнулась дверь, Родионов с издевкой сказал:

— Тоже мне, еще один идеал нашелся! Уральский медведь…

— Не расстраивайся, Саня, — беспечно заметил Тулков, — давай куда-нибудь сводим его с собой…

— Детям посылаю…

Коля Петренко, все еще при свете фонарика копавшийся в деталях разбитой рации, вскинулся:

— Как вам не стыдно так говорить о командире?! Подло! Низко! Вы ж его совсем не знаете! Только прибыли! А я с ним летаю с начала войны!

— Ну ты, боксер! Захлопни заслонку! Чего разорался?! — прикрикнул Тулков.