Шторм - [9]

— Насмешница судьба! — шепнул я, искривляя губы в линии горького сарказма. Судьба — ироничная мастерица людских разочарований. Она кинула мне кость, напомнив и дав осознать, что я жив, а потом, надев маску безумного, беспечного шторма, вырвала из рук последнюю надежду на счастье, свой собственный подарок, что сама же вручила ради жесткой насмешки над моей беспомощной человеческой природой. Я даже не успел ощутить вкус вновь обретенной жизни, как все разбилось от удара стихии.

Мои плечи дрогнули, не осталось больше сил думать. Да и не хотелось. Ничего больше не хотелось. Меня заполняла смертельная усталость, ложась на опущенные уголки рта морщинками, тянущими горечью бесцельно прожитой борьбы.

За спиной разливался бескрайний океан бесстрастного понимания. Люди знали, что сейчас чувствую я. Они, дети мертвого острова, познавали его законы вместо добрых сказок на ночь под шумный рокот пенных волн. Океан стал их единственным богом, кормильцем и судьей. На острове едва ли нашлась хотя бы одна семья, не потерявшая кого-то дорогого за годы жизни у безжалостного, но щедрого седобородого гиганта. Это была их жертва. Жертва навеки мертвому острову, который в обмен на право пользоваться своей землей, отнимал души.

За мной сидели мертвецы, их глаза отражались пустотой давно погибших душ, их лица не выражали жизни, а сознание не переполняли эмоции. Каждый заплатил острову свою цену и погиб навсегда. Покойники в пока еще живых телах были одним целым с мертвым островом, который принимал их в свое унылое лоно тлена и забвения.

Теперь свою жертву принес и я, так долго живший здесь просто в долг. Но сегодня остров на самом деле принимал меня, позволяя стать с собой и его сумеречными обитателями единым целым. Навсегда, безвозвратно, до последней дрожи секундной стрелки жизни моей земной оболочки, я стал принадлежать проклятому месту. Разве не этого я хотел?..

Я сжал рукой гладкий круглый стакан и уронил голову вниз. В янтарной обманчиво теплой жидкости поднялся мимолетный всплеск от соленой капли. Я не плакал, это была последняя частица моей жизни, теперь навсегда растворенная с хмельным огнем, схваченным холодным стеклом. Ее не вернуть, как и невозможно возвратить Йохана, сгинувшего в пучине беснующихся вод в своей теплой овечьей куртке, как невозможно вернуться и мне.

Мой собственный шторм утихал, и я уже был действительно мертв.