Шли бои - [45]

Молодежь Гвардии Людовой оценивала и вести с фронтов. Вела горячие дискуссии.

— Фрицы отступают по плану и несут внеплановые потери, — так комментировали бойцы немецкие фронтовые сводки. — Плохи у них дела, вот они и стали такими подвижными. Они уже не в состоянии удержаться ни на одном участке.

Молодежь с большим энтузиазмом выполняла боевые задания. В операциях принимал участие и Янек Шумец, хотя ноги его были поражены тяжелой формой ревматизма. Шумец вырос среди рабочей молодежи в хорошего руководителя.

Гестапо долго пришлось охотиться за неустрашимым руководителем рабочей молодежи, «молодежным» командиром Гвардии Людовой в Кракове. Известно, что, схватив Шумеца, гестаповцы подвергли его изощренным пыткам. Но он не вымолвил ни слова. Израненного, покалеченного, с неподвижными, висящими, как плети, руками гестаповцы привезли его домой в надежде, что это облегчит им обыск, поможет им напасть на след. Таким видела его в последний раз мать. О дальнейшей судьбе Янека известно мало. В объявлении 6 апреля 1944 года среди 63 расстрелянных значилась и его фамилия.

Несколькими неделями раньше погиб Володя. Он никогда не жаловался на трудности, на усталость. Всегда был во главе штурмовой группы отряда. Прошел он с нами немалый отрезок боевого пути и сложил свою голову на чужой земле. Его одинокая партизанская могила находится в Бескидских лесах — в Подгале. Те, кто знал Володю, каждый год приносят на его могилу свежие цветы. Володя часто встречался с Янеком. Они долго беседовали друг с другом, комсомолец из Подмосковья и представитель краковской молодежи. И по сей день мы вспоминаем их.

Под Ясло

Я снова встретился с Войнаровичем. Как и всегда, мы нашли возможность побеседовать наедине. У него было загорелое лицо, и я понял, что с момента нашего последнего свидания ему пришлось много времени провести на воздухе.

— Видно, потянуло тебя в лес, — сказал я.

— Как ты догадался?

— Достаточно посмотреть на твое лицо.

— Пошел по твоим стопам.

— Ну как, всех гитлеровцев истребил?

Войнарович закурил, и его лицо на мгновенье скрылось в облачке дыма.

— Представился как-то случай, — начал он, — расправиться с испанскими фашистами. Это задание поручило мне руководство округа. Я получил сведения, что во второй половине июня на восточный фронт пойдет большой транспорт с испанской дивизией. Мы с Галушкой, Маслянкой и Тварогом подготовились как следует встретить ее. С довольно большой группой товарищей, захватив с собой соответствующую амуницию, мы пошли к месту операции. Заложили мины и стали ждать результатов. Сами притаились неподалеку в укрытии. Оружие было наготове. Но гитлеровцы предприняли все необходимые меры осторожности. В последний момент на участок Ясло — Кросно был отправлен паровоз для проверки путей. И, конечно, мина взорвалась. Немцы были предупреждены. Злость охватила нас. Помнили мы и о терроре, которому фашисты подвергли своих рабочих и крестьян в период испанской войны. И такой случай посчитаться с их гитлеровскими побратимами был упущен. Смириться с этим мы не могли. Начали с того, что разоружили двух солдат и получили от них ценные сведения о фашистских группировках. Затем сожгли хозяйство одного немецкого поселенца. Как? Очень просто. Пришли к нему якобы помочь транспортировать зерно. Думали, что нам повезет с первым же транспортом. Но немцы, по-видимому, не очень-то доверяли нам и не спускали с нас глаз. Мы набрались терпения. Улучив удобный момент, подбросили мину с самовзрывателем в амбар с зерном. Потом разрушили школу в Модерувке около Ясло. В ней обучались гитлеровцы. Там же находились продовольственные склады и боеприпасы. Для гитлеровцев это было настолько неожиданным, что они начали стрелять друг в друга. Много их погибло. Много было раненых.

Позже вместе с Шумецем и Стефаном Лисом я поехал в Крыг, неподалеку от Ясло. Там находился нефтеочистительный завод. Здесь все пошло как по маслу. Мы выпустили из цистерн нефть и бензин, уничтожили запасы горючего, разрушили несколько сооружений. О подробностях говорить не буду. Как видишь, кое-что сделано. Кроме того, накрыли инженера из фольксдойчей. Терроризировал и преследовал рабочих. Получил сполна. По пути в Ясло расправились еще с одним. Тот сотрудничал с гестапо, доносил на поляков.

— Хорошая работа, — проговорил я.

Лицо Войнаровича засветилось улыбкой.

— Хорошая, — повторил он. — Только предстоит еще больше. На Восточном фронте гитлеровцы терпят поражение, и мы должны быть готовы ко всему.

Знойный июнь подходил к концу. После инспекторской поездки по территории округа в Кромов возвратился Ковальский. Мы встретились за городом. Выглядел он усталым. Его железная выдержка поражала меня. Мне было известно, что значит постоянная смена мест.

Мы сразу же стали говорить о деле. Ковальский подчеркнул необходимость усилить борьбу с врагом, использовать самые разнообразные формы. Рассказал о боях гвардейцев в Мехувском и Жешувском повятах, о положении в Варшаве, описал события, происшедшие в районе Кракова. Внешне он вел себя как и обычно. Но, слушая его, я чувствовал, что чего-то он не договаривает. Когда речь зашла об арестованных товарищах, он помрачнел и перевел разговор на другую тему. Потом замолчал. Задумался. Казалось, Зигмунту надо было сделать глубокий вдох, чтобы найти силы произнести: