Шли бои - [20]

Пункт по переброске наших людей в генерал-губернаторство находился в Псарах, в доме Ясиньской. (В 1943 году арестована гестапо. Погибла в концлагере.)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Два пришельца

От границы отряд направился в район Чернихува и Рыбной, откуда вышел в леса. Теперь мы шли уже по более знакомой местности. Ребята были довольны. Здесь мы лучше знали обстановку, размещение постов. Хорошая ориентация на местности облегчала продвижение и позволяла вовремя укрываться. Ребята рвались в дело, но в тот момент это было невозможно. Мы не могли проводить боевые операции на открытой местности, да еще без должного оснащения оружием. Соображения безопасности диктовали необходимость идти дальше.

Ребята начали носить здесь военные пилотки. Их сшила Зося Косыцаж — дочь лесничего из Чернихува. К этому времени численность отряда увеличилась. В Русоцице к нам присоединились товарищи, направленные ППР. Это были Тадеуш Грегорчик (Тадек), который убежал из Германии, Эдвард Богусь (Парасолька), Юлиан Дулёвский (Крук), Франек из Лончан, Юзеф и Франек Урбаниковы из Воловице, Ханыс из Каменя, а также Юзеф и Франек Моравские из Русоцице. Пришел к нам в отряд и молодой еврей Абрам, которого ребята из Русоцице долгое время укрывали от немцев. В результате отряд увеличился почти вдвое.

Мы подошли к Черной, где должны были встретиться с членами комитета ППР из Кшешовице, Менкини и Навойовой Гуры. Быстро установили связь с комитетом ППР в Менкине.

У Черной нас ждали двое мужчин, которые хотели вступить в отряд. Подозрений они у нас не вызывали. Говорили по-русски. Они рассказали, что бежали из лагеря и в этом районе установили связь с партией. Позднее выяснилось, что это был обман.

Я приказал отвести этих людей в лес, где расположился отряд.

Представил их Стахаку и другим товарищам. Бойцы с любопытством смотрели на пришедших. Я угостил их сигаретами. Закурили. Мы легко понимали друг друга.

— Я капитан НКВД. Попал в плен и, как вы уже знаете, бежал из лагеря, — говорил о себе тот, что был выше ростом. — Этот товарищ, — движением головы он показал на соседа, — бежал вместе со мной.

— Нам по душе такие люди, — сказал я. — Но каким образом вы сюда попали? Незнакомая страна, столько гитлеровцев…

Высокий пренебрежительно махнул рукой и проговорил:

— Что и говорить, тяжело было, но теперь мы среди своих.

— Да, — согласился я.

— Мне довелось познакомиться с целым рядом товарищей, — продолжал он. — Ячейки, комитеты ППР переправляли меня с места на место. Был я в Хшануве, Тшебине и еще в Мы-сля-хо-ви-це, — произнес он по слогам.

Он ссылался на товарищей, которых я знал. В частности, на Франека Зайонца и других. Товарищ капитана не произнес ни единого слова. «Неразговорчивый», — подумал я.

— Дайте мне самый лучший пистолет и патроны, — обратился ко мне капитан. — Хочу бить немцев.

Я, конечно, не мог этого сделать.

— Наши бойцы сами добыли себе оружие и не отдадут его. Если добудем еще, дадим вам, — объяснил я.

Капитану мой ответ не понравился. Он повысил голос. Стал раздраженным. Я пристально посмотрел на него, и что-то неприятно поразило меня.

— Вы неправильно ведете борьбу, — разошелся капитан. — Вы не должны нападать на поезда. Какая от этого выгода?! Лучше ударить по приходам, монастырям. Там, по крайней мере, деньги, богатства…

«Провокатор или сумасшедший? — мелькнула у меня мысль. — Надо проверить».

— Молчать! Я здесь приказываю! — не выдержал я. — Пока можете остаться с нами.

Еще в начале нашего разговора второй пришелец попросил отпустить его: он решил идти дальше, домой. Я не задумываясь разрешил ему идти. Взрыв негодования капитана и уход второго пришельца в то время я никак не связывал. У меня не было оснований не верить им. Но какой-то внутренний голос подсказывал мне необходимость быть осторожным, и тут я вспомнил случай, происшедший в Мехувском повяте. В созданный там первый партизанский отряд Гвардии Людовой Яна Швая (Секера) зимой этого года пробрался власовец, выдавший себя за советского полковника. Пробыв в отряде недели две, как-то вечером он бросил гранату в землянку, где находились бойцы. Несколько человек погибло, а несколько было ранено.

Вечером отряд покинул леса Черной, возле Кшешовице, и двинулся к Ойцуву, Оттуда мы должны были идти дальше к Коцмыжуву, затем повернуть на юго-восток, чтобы в конце перехода возвратиться в Подгале. Этот круговой марш на старую базу имел целью запутать следы отряда. Мы получили сигналы, что гитлеровцы хотят любой ценой уничтожить наш отряд.

Бойцы шли группками по два-три человека, спрятав оружие под одеждой. По дороге к Черной нам стали встречаться люди, по виду похожие на рабочих. Они заинтересовали нас. У одного из мужчин было распухшее от слез лицо. На щеке у другого выделялась сине-красная полоса. Женщина лет тридцати шла, плача вполголоса. Я подошел к ней. Левый глаз у нее распух.

— Что случилось? — спросил я, движением головы показывая на рабочих.

Женщина остановилась. Я стал просить ее рассказать, что случилось. В конце концов она согласилась. Работала она в ближайших каменоломнях по принуждению гитлеровцев. В каменоломнях этих, по ее словам, работала преимущественно молодежь из созданной гитлеровцами так называемой стройслужбы. Работа была тяжелой. Заработки нищенские.