Шли бои - [18]
Накрыли мы его в квартире. Он старался держаться непринужденно, но волнение выдавало его. На скулах вздулись и заходили ходуном желваки. Глаза поминутно моргали. Он все упорно отрицал, однако мы прижали его фактами.
— Берешь взятки у людей якобы для их защиты от увоза в Германию…
— Я уменьшаю крестьянам обязательные поставки продовольствия, — быстро вставил он, — разве это плохо?
— Каким крестьянам? Богатым. Тем, кто имеет три коровы. Бедняк же отдает последнюю. Обижаешь бедноту. Сыновей и дочерей бедняков ты отправляешь в Германию.
Староста сник. Начал выкручиваться, каяться.
— Мы, бойцы Польской армии, отныне берем под контроль всю здешнюю территорию. Тех, кто будет выслуживаться перед гитлеровцами, будем карать. Строго карать, — повторил я.
Староста, чтобы обелить себя, предложил нам продовольствие, деньги.
— Примите, друзья, — говорил он льстивым голосом. — Я обязательно исправлю свои ошибки.
Староста лгал. Сразу же после нашего ухода он побежал к гитлеровцам. Те уверили его, что сегодня же ликвидируют бандитов. Об этом нам рассказали жители. И все же староста был наказан. Избили его как следует. Позже мы узнали, что он отказался от своей должности.
Силы отряда крепли. Командир его, молодой Станислав Стахак (Чарны), завоевал авторитет. На действительной военной службе Стахак был сапером. И теперь умение обращаться со взрывчатыми веществами и знание техники минирования железнодорожных путей, мостов и других объектов очень пригодились ему. Стахак умел принимать быстрые и правильные решения.
Рядом со Стахаком мы поставили старого коммуниста Юзефа Шумиляса, имевшего большой опыт политической работы. Он стал заместителем командира отряда по политико-воспитательной части.
Первое отделение отряда составляли Касперкевич, Коник, Юзеф Пометло (Кальвин) из Кальварьи и Володя. Это было ядро отряда. Во второе отделение отряда входили Валек Галя из хутора Морги, Франек Капуста из Рыбной, Вненцек Станислав (Казек) из Чулувека, Францишек Срока из Чернихува, двое парней из Кшешовице и маленький Казик из Русоцице. Шестнадцатилетний Казик был сыном отряда. Все любили его и берегли. Быстрый и ловкий, он нередко проскакивал под самым носом у немцев.
В конце апреля мы подошли к окрестностям Освенцима.
К этому времени отряд приобрел определенный партизанский и военный опыт. В период, когда он делал первые шаги, партия особенно тщательно заботилась о нем. Везде, где появлялся отряд, нам всячески помогали товарищи из организаций Польской рабочей партии и члены Гвардии Людовой.
В ночь на 1 мая мы подошли к железнодорожной линии Краков — Освенцим, к участку около Яськовице. Праздник трудящихся решили отметить пуском под откос воинского эшелона. Но, к сожалению, у нас был всего килограмм динамита. Передал его нам горняк шахты «Серша» Станислав Ясиньский (Упарты). Достали же его горняки шахты «Кристина», находящейся около Кшешовице в Тенчинских лесах. Из жестяной банки смастерили заряд, начиненный этим динамитом.
Стахак вставил в заряд капсюль и фитиль, и мы двинулись в путь. По небу плыли редкие облака. Светила луна. К железнодорожному полотну подошла только часть отряда. Остальные бойцы остались в поле. По обо стороны низкой насыпи мы выставили боевое охранение.
К полотну приблизились втроем — Стахак, Володя и я. Под стыком рельсов выкопали ямку и положили в нее заряд с динамитом. Стахак еще раз все проверил, и мы отошли за раскидистую вербу — единственное укрытие. Стахак держал наготове конец фитиля.
Наконец вдалеке послышался шум приближающегося поезда. Уже видны были его огни.
— Пора, — буркнул Стахак.
Мы с Володей наклонились над ним, прикрывая его плащом, чтобы машинист не заметил огня спички или вспышки зажженного шнура. Шнур с шипением загорелся. Еще несколько секунд… и поезд пролетел мимо.
— Тысяча чертей, — сквозь зубы процедил Стахак.
Мы побежали к заряду. Проверили фитиль. До конца он не догорел. Остался метр. Черт бы его побрал! Стахак отрезал перочинным ножом сгоревший кусок шнура. Проверил.
— Попробуем еще, — сказал он.
Мы стали ждать. Рассчитали, когда нужно будет зажечь шнур, так как теперь он был очень коротким. Подтянули поближе остальную часть отряда для охраны.
— Идет!
Стахак для полной гарантии зажег сразу несколько спичек. Мы снова прикрыли его плащом. Шнур загорелся. В несколько прыжков мы отскочили от полотна и бросились на землю. Динамит взорвался, но как-то тяжело, глухо. Над головами со свистом пролетели камни. Мы вскочили. То, что мы увидели, поразило нас и привело в ярость. Поезд шел дальше. Взрыв оказался слишком слабым. Вагоны, наезжая колесами на выгнутый рельс, немного наклонялись, качались и, слегка подскакивая, преодолевали препятствие. Ни один из них не соскочил с рельсов. Машинист даже не снизил скорость. Все это продолжалось несколько минут. Прежде чем поезд успел проехать мимо нас, я крикнул:
— Огонь!
Мы обстреляли поезд.
Чтобы подобная история не повторилась, мы должны были достать побольше динамита. Килограммов пять…
Еще месяц назад нам казалось, что у нас не будет хлопот с динамитом. Тогда я разработал план вместе с Касперкевичем, Маликом и другими товарищами из Чернихува и Рыбной. Осуществление этого плана дало бы нам сотни килограммов динамита. Этого количества хватило бы партизанам не только нашего района. Но случай сорвал все наши планы.
Двести пятьдесят дней длилась героическая оборона Севастополя во время Великой Отечественной войны. Моряки-черноморцы и воины Советской Армии с беззаветной храбростью защищали город-крепость. Они проявили непревзойденную стойкость, нанесли огромные потери гитлеровским захватчикам, сорвали наступательные планы немецко-фашистского командования. В составе войск, оборонявших Севастополь, находилась и 7-я бригада морской пехоты, которой командовал полковник, а ныне генерал-лейтенант Евгений Иванович Жидилов.
Книга американского журналиста Питера Даффи «Братья Бельские» рассказывает о еврейском партизанском отряде, созданном в белорусских лесах тремя братьями — Тувьей, Асаэлем и Зусем Бельскими. За годы войны еврейские партизаны спасли от гибели более 1200 человек, обреченных на смерть в созданных нацистами гетто. Эта книга — дань памяти трем братьям-героям и первая попытка рассказать об их подвиге.
Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.
В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.