Шли бои - [17]

Шрифт
Интервал

Второе отделение сформировал начальник штаба Очкось. Состояло оно из шести человек. Пять были из Чернихува, один — из Кальварьи. И это отделение было вооружено явно недостаточно — имело только три двустволки и столько же пистолетов при небольшом количестве боеприпасов.

Наш первый отряд насчитывал, таким образом, всего одиннадцать бойцов, но в последний момент, уже почти перед самым выходом, численность его личного состава увеличилась до тринадцати человек. В состав отряда вошли еще два товарища, которых в наши места направил из Варшавы ЦК ППР, — Юзеф Шумиляс (кличка — Француз. Шахтер, коммунист. Реэмигрант из Франции. 15 мая 1943 года погиб в бою с гитлеровцами) и Володя, комсомолец из-под Москвы. Мы так его и называли. Я никогда не спрашивал его фамилии. Володя, будучи военнопленным, бежал с каторжных работ. Мне нравился этот смелый парень, его симпатичное лицо, открытый взгляд.

Наступил день выхода отряда — 27 апреля 1943 года. Члены отряда, командиром которого был назначен Станислав Стахак (Чарны), собрались на хуторе Морги, возле Рыбной. Здесь, в риге старого Петра, бойцы дали клятву:

«Я, сын польского народа, антифашист, клянусь, что мужественно и до последних сил буду бороться за независимость Родины и свободу народа.

Клянусь, что, отдавая себя под командование Гвардии Людовой, беспрекословно, буду выполнять приказы и порученные мне боевые задания и не отступлю ни перед какой опасностью.

Клянусь, что буду хранить военную тайну и не выдам ее никогда, даже под самыми ужасными пытками, что безжалостно буду разоблачать и преследовать тех, кто выдаст ее.

За освобождение Родины и народа буду сражаться без устали, до полной нашей победы».

У угла риги на страже стоял старый Петр. Петр снял свою широкополую шляпу и вместе с молодыми переживал эти торжественные минуты.

К вечеру, построившись в две шеренги, отряд двинулся в Чернихувские леса. У лесной сторожки к нам присоединилось чернихувское отделение отряда, которое давало клятву в Чернихуве. Оттуда, уже в полном составе, мы двинулись к берегам Вислы. Переправившись на другой берег, вступили в леса Подгаля.

Я шел впереди рядом с Касперкевичем. Командиром отряда был Стахак, но я пошел вместе с бойцами, чтобы помочь им набраться опыта.

Ночь была темной и холодной. Мы шли глухими дорогами. Ребята не обнаруживали признаков усталости, а прошли мы немало километров. Под ногами чавкала размокшая земля. Воздух был наполнен запахом хвои. Лес пробуждался к жизни. К утру земля покрылась инеем. Наш марш продолжался. Мы хотели уйти как можно дальше.

На рассвете отряд оказался в лесу около Ланцкороны. Вокруг — тишина. Весь день мы наблюдали за местностью и готовились к дальнейшему пути. Скромные запасы продовольствия, которые мы взяли с собой, кончились. С несколькими бойцами пошел к крестьянской избе, одиноко стоявшей на краю леса. Три женщины и парень, очевидно сын хозяина, занимались хозяйственными делами.

— Не продадите-ли нам что-нибудь из продуктов? — спросил я вышедшего из избы хозяина со впалыми щеками.

— Трудно будет, — ответил крестьянин.

— У самих немного, — добавила пожилая женщина, бросая охапку дров возле стены.

— Нам хватило бы немного хлеба и молока. Мы убежали из Германии, с работы, а идти нам еще более ста километров. Несколько человек осталось в лесу.

Крестьянин и женщина молчали. Подошли две девушки.

— Кроме картошки, у нас ничего нет, — сказала хозяйка. — Входите в хату, я сварю.

И это было хорошо. Я послал в лес за остальными ребятами.

Мы сидели в просторной избе и ждали. Наконец картошка сварилась. От нее шел пар, когда хозяйка раскладывала ее по тарелкам.

Мы с жадностью набросились на еду. Все молчали. Я попытался начать разговор. Спросил, как здесь живется, что делают гитлеровцы, велики ли принудительные поставки продовольствия. Хозяйка, сидевшая в углу, и девушки поглядывали на нас с недоверием.

— Нам остается только бить гитлеровцев за вывоз людей в Германию, за грабежи и убийства, — вырвалось у кого-то из ребят.

И тут как бы подул освежающий ветер. Первой нарушила молчание хозяйка:

— И то правда, ведь житья нет. Все время дрожишь за детей. К нам без конца староста ходит. Хочет, чтобы мы отдали дочь на работу в Германию…

Хозяин тяжело задвигался на лавке. Пристально посмотрел на меня.

— Нет уголка в Польше, где бы бедный человек не страдал. Гитлеровцы — самые настоящие изверги, а некоторые наши продались, думают только о своем брюхе. А этот староста — негодяй, нужно его остерегаться, — проговорил крестьянин.

Мы стали расспрашивать о расположении немецких постов, о поведении немцев.

Ужин кончился. Ребята по нескольку человек стали уходить в лес. Мы хотели заплатить за ужин, но хозяйка денег не взяла. Я попрощался и поблагодарил хозяев за гостеприимство.

Собравшись у обочины леса, мы обсудили вопрос о продовольствии и решили, что больше просить не будем.

В скором времени мы уже знали очень много. Люди с охотой информировали нас. Было принято решение идти в Клечу-Дольну возле Вадовице. В этой деревне староста спелся с гитлеровцами: собирал подати и тащил к себе в амбар, брал взятки с жителей.


Рекомендуем почитать
Мы отстаивали Севастополь

Двести пятьдесят дней длилась героическая оборона Севастополя во время Великой Отечественной войны. Моряки-черноморцы и воины Советской Армии с беззаветной храбростью защищали город-крепость. Они проявили непревзойденную стойкость, нанесли огромные потери гитлеровским захватчикам, сорвали наступательные планы немецко-фашистского командования. В составе войск, оборонявших Севастополь, находилась и 7-я бригада морской пехоты, которой командовал полковник, а ныне генерал-лейтенант Евгений Иванович Жидилов.


Братья Бельские

Книга американского журналиста Питера Даффи «Братья Бельские» рассказывает о еврейском партизанском отряде, созданном в белорусских лесах тремя братьями — Тувьей, Асаэлем и Зусем Бельскими. За годы войны еврейские партизаны спасли от гибели более 1200 человек, обреченных на смерть в созданных нацистами гетто. Эта книга — дань памяти трем братьям-героям и первая попытка рассказать об их подвиге.


Сподвижники Чернышевского

Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.


Товарищеские воспоминания о П. И. Якушкине

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последняя тайна жизни

Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.


Зекамерон XX века

В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.