Шли бои - [12]

Шрифт
Интервал

Время не ждало. Работы оставалось еще много. Я отправился дальше. До местечка Рыбна (фактически это была большая деревня) я добрался пешком. Там встретился с Янеком Касперкевичем, который выполнял функции командира Гвардии Людовой в Рыбной и окрестных хуторах. Янек был сыном крестьянина, но теперь жил у отчима, так как рано потерял родителей. Петр Фелюсь воспитывал Янека с малых лет. Жили они в согласии. Взгляды их, несмотря на разницу в возрасте, совпадали. Старик гордился своим Янеком. Сейчас он вертелся возле нас. Наконец из-под своих больших усов буркнул:

— Вижу, что советуетесь о чем-то важном. Пора начинать. Ненависть охватывает людей. Эти собаки вешают наших… Но ведь если собаку ударить как следует по спине палкой, она заскулит и подожмет хвост. Так-то.

— А мы, дед, и ударим, — отозвался Янек.

Я знал, что в Рыбной много отважных бойцов Гвардии Людовой, и поэтому трудностей с их мобилизацией для выполнения задания не должно быть. Касперкевич загорелся этой операцией.

— Все будет в порядке, — сказал он. — Самое главное — мы получили задание. А специалиста по рельсам мы постараемся найти.

— В каком месте устроите взрыв? — спросил я.

— На участке Краков, Катовице, где-нибудь между Мыдлинками, Зебежувом и Рудавой.

— Итак, вторая половина февраля, — напомнил я.

Я попрощался с Касперкевичем и через заснеженные поля пошел в сторону Чернихува.

Резкий холодный ветер пронизывал до костей. Я ускорил шаг.

«Сумеют ли бойцы Гвардии Людовой, которые впервые примут участие в такого рода операции, выполнить задание? Самое главное — группы должны действовать почти одновременно, чтобы поезда пошли под откос в одну и ту же ночь», — думал я.

Впереди показался холм, на котором раскинулись скрытые среди деревьев дома Чернихува. Я пошел быстрее и через полчаса был на месте. Разыскав нужный дом, зашел к Сташеку Очкосю (Скала). Это был очень спокойный и выдержанный человек. С ближайшими товарищами его Леоном Седлаком и Станиславом Стахаком я познакомился во время пребывания здесь Людвиньской. Очкось обрадовался моему приходу и сразу же пошел за Седлаком. Леон Седлак был начальником Чернихувской электростанции, активным членом ППР и Гвардии Людовой. В свое время он освоил профессии слесаря и механика, поэтому нередко брался за починку оружия.

Сташек Очкось хорошо знал не только окрестности Чернихува, но и район, расположенный на правом берегу Вислы, через который проходила железнодорожная линия Краков — Скавина — Освенцим и дальше на юго-запад Краков — Кальварья — Хабувка — Новы Тарг — Закопане. Линия на Освенцим имела для гитлеровцев особое значение — она вела к лагерю смерти, который оккупанты всячески скрывали. Но нельзя было скрыть дым, поднимавшийся от печей крематориев, смерти тысяч мужчин, женщин и детей разных национальностей, колючей проволоки под электрическим током. Короткие записки, проникавшие наружу, рассказывали о страшной правде этого лагеря, правде, которая заставляла стынуть кровь в жилах.

Проект пуска железнодорожного состава под откос путем откручивания соединителя рельсов отпал. Манипуляция с рельсами продолжалась бы слишком долго, что было опасно, поскольку эта железнодорожная линия охранялась гитлеровцами особенно тщательно. Невольно вспомнилась операция под Скавиной; о которой Очкось и Седлак знали. Я предложил им использовать клин.

— Клин должен быть длиной в полметра. Закрепляют его в точке самого крутого поворота рельсов, — объяснил я.

Товарищи согласились со мной.

— Клин беру на себя, — сказал Седлак. — А Сташек выполнит остальную часть задания, и тогда все будет и порядке…

Мне оставалось побывать в Кальварьи. Теперь уже каждая минута была дорога.

Чернихув я покинул на следующий день утром. Очкось проводил меня к Висле. На прощанье сказал:

— Операция должна удаться. Не все вагоны пойдут на восток.

Я пересек полотно железной дороги и двинулся в сторону уже отчетливо вырисовывавшихся Кальварийских гор. Через два часа я уже шагал по уличкам города, где жил Юлиан Годуля (Юлька), командир местного отряда Гвардии Людовой.

— Видно, что вы порядком устали, — сказал он. — Очевидно, какое-то важное дело?

— Да, важное и очень срочное. Боюсь, что у вас остается слишком мало времени, — ответил я и объяснил цель своего прихода.

Годуля согласился, что дело действительно не терпит проволочки. Нужно было тотчас же договориться с секретарем комитета ППР в Кальварьи Францишеком Рачиньским. И мы сразу же пошли к нему. Обговорили все еще раз. Годуля и Рачиньский решили тотчас же начать действовать. Годуля пошел к своим бойцам, а секретарь комитета ППР отправился на станцию Кальварья-Ланцкорона и Кальварья-Зебжидовска, чтобы изучить обстановку на месте и решить, что можно сделать в этом районе. До начала операции оставалось двадцать четыре часа.

Первым возвратился Годуля.

— Все в порядке, — сказал он. В операции может участвовать более сорока человек.

Это говорило о том, что местное командование Гвардии Людовой проделало большую организационную работу. В ожидании секретаря комитета ППР мы разговорились о наших заданиях. Годуля предложил перейти к более активным и решительным действиям против гитлеровцев.


Рекомендуем почитать
Мы отстаивали Севастополь

Двести пятьдесят дней длилась героическая оборона Севастополя во время Великой Отечественной войны. Моряки-черноморцы и воины Советской Армии с беззаветной храбростью защищали город-крепость. Они проявили непревзойденную стойкость, нанесли огромные потери гитлеровским захватчикам, сорвали наступательные планы немецко-фашистского командования. В составе войск, оборонявших Севастополь, находилась и 7-я бригада морской пехоты, которой командовал полковник, а ныне генерал-лейтенант Евгений Иванович Жидилов.


Братья Бельские

Книга американского журналиста Питера Даффи «Братья Бельские» рассказывает о еврейском партизанском отряде, созданном в белорусских лесах тремя братьями — Тувьей, Асаэлем и Зусем Бельскими. За годы войны еврейские партизаны спасли от гибели более 1200 человек, обреченных на смерть в созданных нацистами гетто. Эта книга — дань памяти трем братьям-героям и первая попытка рассказать об их подвиге.


Сподвижники Чернышевского

Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.


Товарищеские воспоминания о П. И. Якушкине

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последняя тайна жизни

Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.


Зекамерон XX века

В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.