Шли бои - [13]

Шрифт
Интервал

— Мы могли бы напасть на какой-нибудь пост полиции и захватить оружие. Ведь оно нам очень пригодится, — говорил он.

Наконец возвратился Рачиньский.

— Обошел весь вокзал в Кальварьи, — начал он свой рассказ. — Наблюдал за проходящими поездами. Все больше товарные составы с крытыми вагонами. Но нет данных о том, в какое время они проходят.

— А что в Кальварьи-Зебжидовской? — спросил Га-дуля.

— Там кое-что есть. На запасных путях стоят десятка полтора крытых вагонов. Их охраняют двое железнодорожных полицейских. Что в них — не знаю. Как нарочно, не встретил ни одного знакомого железнодорожника. Думаю пойти туда еще раз после смены.

— Черт возьми, время летит, а мы еще ничего не знаем, — нервничал Годуля.

Вскоре Рачиньский снова пошел на станцию. На этот раз он пробыл там недолго.

Удалось узнать, что из Бельска подойдет остальная часть вагонов. Их прицепят к уже стоящим на станции. Скомплектованный состав должен пойти на Восток. В тех вагонах, что стоят, боеприпасы и продовольствие.

Это было 24 февраля, накануне операции. Я вновь и вновь, в который уже раз, продумывал план действий, учитывая опыт отдельных ударных групп. Операция была рассчитана не только на военный успех, но и на психологический эффект. Одновременный удар в нескольких местах…

Больше всего я опасался за Рыбную. Местечко это находилось на большом удалении от железнодорожной линии Краков — Катовице. К тому же мне не давала покоя запальчивость Касперкевича. Он мог броситься на врага с голыми руками. Поэтому я решил заглянуть туда еще раз и проверить все на месте.

Краковский железнодорожный узел в огне

Настал день операции. Утром я покинул Кальварью и поторопился в Рыбную.

Янек был еще дома. Он вместе с Метеком Коником из Чулува обсуждал способы выполнения задания. Я предпочел не ущемлять их самолюбия и поэтому не сказал, с какой целью возвратился.

У ребят было два варианта. Первый заключался в откручивании рельсов. Но они больше склонялись ко второму. Изучая местность, они заметили возле Забежува куски рельсов различной длины. Это навело их на мысль положить эти куски между стрелками.

— Идея с рельсами — неплохая, — заметил я. — Однако имеет смысл взять с собой инструменты для откручивания гаек. Всякое ведь может случиться…

Ребята согласились со мной. Решили взять с собой все необходимые инструменты и в случае, если куски рельсов положить не удастся, отойти на несколько километров и открутить рельсы на железнодорожном полотне.

На землю опустилась холодная темная ночь. Ребята отправились в путь. Они шли, увязая в грязи. Вскоре скрылись из виду. Кроме Петра, никто не знал, куда отправился Янек. Мы с ним закручивали махорку и курили цигарку за цигаркой. Старик стал с волнением рассказывать о своем прошлом. Однако мысли его то и дело возвращались к ушедшим ребятам — он каждую минуту задерживал дыхание и к чему-то прислушивался. Время шло медленно. Когда прошло несколько часов, Петр не выдержал и начал гадать вслух:

— Как там наши ребята? Где они теперь могут быть?..

Мы так и не смогли сомкнуть глаз. Мыслями я был с ребятами. Через окно уже пробивался утренний рассвет. Было шесть часов утра, когда мы услышали условный стук в дверь. Петр бросился открывать.

На пороге стояли Янек и Метек. Глаза старика засветились радостью.

— Почему, дьяволы, так долго пропадали? — заворчал он в свои длинные усы.

— А куда спешить?

Старика возмутил такой ответ.

— Мы с товарищем Михалом волновались. Никак не могли дождаться. Ноги, что ли, завязли у вас в грязи?

Ребята протопали за ночь по пересеченной местности туда и обратно в общей сложности более тридцати километров.

— Эшелон мы решили пустить под откос на линии возле Забежува, — начал Янек. — Взяли со склада несколько коротких рельсов и пошли к стрелкам. Ночь была такая темная, что мы с трудом видели, что делается вокруг. Я выставил боевое охранение, и мы приступили к работе. Куски рельсов хорошо подходили, и мы разложили их так, что поезд должен был обязательно наскочить на них. На путях царила мертвая тишина. Мы старались все делать бесшумно. Когда работа была закончена, я приказал всем отойти на некоторое расстояние в поле и там укрыться в кустах. Ждать пришлось недолго. Состав вырос словно из-под земли. В ту же минуту раздался сильный грохот. Я видел, как повалился паровоз, а вагоны один за другим стали слетать с рельсов.

— Мне показалось, что паровоз загорелся, — вмешался Метек.

— Не прошло и пятнадцати минут, как со стороны Кшешовице подлетел другой состав, — продолжал молодой командир. — Этого мы не предвидели. Столкновение было неизбежным. Второй поезд врезался в разбитые вагоны первого. Началась стрельба. Гитлеровцы палили вслепую. Точно определить, какой ущерб нанесли мы оккупантам, было трудно. Я приказал отходить.

На путях около Забежува, как мы узнали к вечеру следующего дня, лежали два воинских эшелона, разбитые группой Янека. А на линии Краков — Освенцим, возле Вельких Друг, сошел с рельсов поезд. На путях затор. Движение поездов прекратилось. На железнодорожных путях толпились лишь группы гитлеровцев и специальные спасательные команды. Сведений о результатах операции в других местах мы еще не получили.


Рекомендуем почитать
Мы отстаивали Севастополь

Двести пятьдесят дней длилась героическая оборона Севастополя во время Великой Отечественной войны. Моряки-черноморцы и воины Советской Армии с беззаветной храбростью защищали город-крепость. Они проявили непревзойденную стойкость, нанесли огромные потери гитлеровским захватчикам, сорвали наступательные планы немецко-фашистского командования. В составе войск, оборонявших Севастополь, находилась и 7-я бригада морской пехоты, которой командовал полковник, а ныне генерал-лейтенант Евгений Иванович Жидилов.


Братья Бельские

Книга американского журналиста Питера Даффи «Братья Бельские» рассказывает о еврейском партизанском отряде, созданном в белорусских лесах тремя братьями — Тувьей, Асаэлем и Зусем Бельскими. За годы войны еврейские партизаны спасли от гибели более 1200 человек, обреченных на смерть в созданных нацистами гетто. Эта книга — дань памяти трем братьям-героям и первая попытка рассказать об их подвиге.


Сподвижники Чернышевского

Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.


Товарищеские воспоминания о П. И. Якушкине

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последняя тайна жизни

Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.


Зекамерон XX века

В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.