Шли бои - [11]

Шрифт
Интервал

— Не тяните, — настаивал Шумец. — Их арест — продолжение сентябрьских событий.

Мы старались узнать причину нового провала. Как это могло произойти? Неужели в наши ряды прокрался провокатор?

Мы опять изменили клички. Усилили бдительность. Решили как можно скорее сообщить о случившемся Дзивлику, Кравецу и всем тем, кто поддерживал связь со Сливой и Малиновским. Затем Шумец, Дзивлик, Кравец, я и другие товарищи постановили известить об этом провале старых деятелей КПП — Солтыка, Войнаровича, Шафарского, чтобы они хорошенько присмотрелись к окружавшим их людям.

Гестапо тем временем продолжало действовать. Кравец, Дзивлик, Шумец и я чувствовали это. Шумец жил в Кракове, но на улице старался не показываться: приходил только на исключительно важные встречи.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Осталось двадцать четыре часа…

В начале февраля в Краков прибыл новый командующий округом Гвардии Людовой, боровшийся в прошлом в рядах батальона имени Я. Домбровского в Испании, Антоний Грабовский (клички Антек, Чарны Антек, Блох).

Однажды Грабовский встретился со мной и другими товарищами. Встречу мы устроили на одной из конспиративных квартир. Обсудили нашу текущую работу, поставили задачи на будущее. Грабовский считал, что самое главное сейчас — полностью законспирироваться и отрезать тем самым все пути гестапо, которое всячески пыталось напасть на наш след. Обсудили возможности проведения новой операции. Мне Грабовский посоветовал уехать из Кракова.

Вскоре меня назначили командиром района Гвардии Людовой Подгале. К этому району относились и пригородные районы Кракова. Перед отъездом я передал Аптеку наиболее важные связи, а также адреса нескольких надежных квартир.

На другой день я выехал в Бохню. Здесь связался с Ядвигой Людвиньской (Геля). Она находилась в этом районе, но непродолжительное время. Грабовский обратил особое внимание на то, чтобы я как можно скорее получил у Людвиньской связи и познакомился с районом. Мне запомнились его слова:

— Сейчас самое время бить оккупантов как можно сильнее. Встретимся после того, как сообщите, что в вашем районе полетели под откос по крайней мере четыре поезда с военным снаряжением.

Я ознакомился с районом. Мы прошли с Гелей не один километр. Я знакомился с нашими людьми. Маршрут наших прогулок включал иногда такие пункты, как Бохня, Величка, Кшешовице, Рыбна, Чернихув, Кальварья, Могила. В подкраковском селе Могила у меня были свои связи, частично с членами крестьянской партии. Мы радовались каждой новой встрече.

Через несколько дней я познакомился со всем районом. У меня была постоянная связь с целыми группами и отдельными членами ППР и Гвардии Людовой.

Вскоре я расстался с Гелей. Ее направили на работу в другой район.

Моей базой стала Бохня. Теперь следовало подготовить нападение на железнодорожный эшелон в Краковском воеводстве. Чтобы операция удалась, начать и кончить ее мы должны были в течение одного дня (установили дату — 25 февраля; допустимое отклонение — два-три дня, но только в случае каких-то чрезвычайных обстоятельств). Нам хотелось полностью использовать наш главный козырь — внезапность.

Мне предстояло совершить длительное путешествие, чтобы подготовить людей к нанесению удара в одно и то же время. Подготовку я начал с Бохни, где представил наш план секретарю комитета ППР Станиславу Шмайде и Збигневу Концкому (кличка Збышек. Железнодорожный машинист, командир Гвардии Людовой в Бохне. Расстрелян гестапо в 1943 году).

— В операции будет участвовать вся наша местная организация, — сказал мне Концкий.

Эта мысль породила другую: нанести удар по всему краковскому железнодорожному узлу.

Задачей бохненских бойцов Гвардии Людовой было уничтожение по крайней мере одного поезда. Опыт Концкого, как железнодорожника, гарантировал хорошую подготовку операции.

Обсудив положение, мы решили во второй половине февраля нанести удар несколькими группами Гвардии Людовой по железнодорожному транспорту.

Я отправился в дальнейший путь. Заскочил на два часа в Краков. Здесь заглянул к Подборскому и Гловацкому. На них можно было полностью положиться. Познакомил их с нашими планами. Краков не мог остаться в стороне. Мы сразу же определили место нанесения удара — участок железнодорожной линии на Варшаву возле Батовице.

Осталось еще решить вопрос, каким образом будет нанесен удар. Подборский, командир подрайона Бялы и Червоны Прондник, неоднократно бывал на лекциях Четырко, где говорилось о способах уничтожения железнодорожных составов. В конце концов мы решили, что люди Подборского смогут использовать железнодорожную будку между Батовице и Сломниками, в которой хранятся различные инструменты и, конечно, ключи для отвинчивания рельсов. Достаточно где-нибудь на повороте отвинтить один конец рельса — и успех обеспечен.

Мы уточнили еще некоторые операции, и я отправился в Кшешовице.

Шепана Грондаля (кличка Пепик. Секретарь районной организации ППР в Кшешовице. Убит гестапо в 1943 году) наши планы не удивили. Но здесь положение было труднее, чем где-либо. Многие товарищи жили далеко друг от друга. Собрать людей для выполнения задания за такое короткое время (до начала операции оставались считанные дни) не представлялось возможным. Поэтому было решено, что в Кшешовице мы подготовим операцию несколько позднее. Решили также начать активную борьбу с оккупантами по всему району.


Рекомендуем почитать
Мы отстаивали Севастополь

Двести пятьдесят дней длилась героическая оборона Севастополя во время Великой Отечественной войны. Моряки-черноморцы и воины Советской Армии с беззаветной храбростью защищали город-крепость. Они проявили непревзойденную стойкость, нанесли огромные потери гитлеровским захватчикам, сорвали наступательные планы немецко-фашистского командования. В составе войск, оборонявших Севастополь, находилась и 7-я бригада морской пехоты, которой командовал полковник, а ныне генерал-лейтенант Евгений Иванович Жидилов.


Братья Бельские

Книга американского журналиста Питера Даффи «Братья Бельские» рассказывает о еврейском партизанском отряде, созданном в белорусских лесах тремя братьями — Тувьей, Асаэлем и Зусем Бельскими. За годы войны еврейские партизаны спасли от гибели более 1200 человек, обреченных на смерть в созданных нацистами гетто. Эта книга — дань памяти трем братьям-героям и первая попытка рассказать об их подвиге.


Сподвижники Чернышевского

Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.


Товарищеские воспоминания о П. И. Якушкине

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последняя тайна жизни

Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.


Зекамерон XX века

В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.