Школа - [2]

Они миновали широко распахнутые ворота и подкатили к зданию — надо полагать, к парадному крыльцу основного корпуса. Мир проворно и неумолимо погружался во мрак, а бешено вращающийся флюгер на столбе свидетельствовал о том, что одним снегом на сегодня природа решила не ограничиваться.

* * *

— Да вы не стесняйтесь, инспектор! И не обращайте на меня внимания! Лучше один раз оконфузиться каким-нибудь неприятным для слуха звуком, чем завтра заболеть. Сёрбайте на здоровье, как говорят у нас в народе!

Так директор — полноватый мужчина лет пятидесяти с круглым простодушным лицом — увещевал закоченевшего гостя, сидящего теперь у камина с гигантской металлической кружкой горячего чая в руках. По настоянию того же директора он сбросил с себя пальто, насквозь холодное и потому бесполезное, и закутался в предложенный толстый плед.

— Спасибо, господин директор!

— Не стоит благодарности. Похоже, что вы ещё легко отделались. Несколько лет назад наша продуктовая машина застряла на полпути. Шофёр спасся лишь чудом, спалив все до единой покрышки. Кто вас послал к нам в такую погоду? Они что, прогноза не слышали? Впрочем, что же это я вас продолжаю мучить, изрекая, к тому же, глупости. Отдыхайте, согревайтесь. И сегодня ни слова о делах! Умоляю вас!

Его нескончаемая болтовня сопровождала Виктора Игнатьевича с того самого момента, как он тяжело ввалился в здание, засыпанный снежной крошкой, заиндевевший и плохо соображающий. Однако, как ни странно, эти словоизлияния не раздражали его. Напротив, простоватая манера директора вести беседу и использование неакадемических словечек почему-то располагали к себе. Может, он был отличным психологом, умеющим с первого взгляда находить правильный ключик к собеседнику? Вполне. Но, так или иначе, он был совершенно прав хотя бы в том, что не нужно никаких деятельных усилий прилагать сегодня. Работа, даже если она и волк, в такую погоду никуда не убежит.

— Да, и я предлагаю как можно скорее перейти к называнию друг друга по именам. Эти «господин директор» и «господин инспектор» — пошлые шаблоны из детективной литературы. Не находите?

И в этом тоже с ним нельзя было не согласиться.

— Моё имя вам, конечно, известно, но всё же я отрекомендуюсь официально: Анатолий Сергеевич Шиловский. А вы?

Волков последовал его примеру и назвался полным именем, опустив лишь регалии.

В комнату, которая по свидетельству директора, являлась учительской, пожилая приятная женщина в накрахмаленном передничке кремового цвета вкатила тележку с горячим ужином, состоявшем из тефтелей, картофельного пюре, квашеной капусты, густо политой подсолнечным маслом, и нескольких ломтей тонко нарезанного ржаного хлеба. От своего лица Анатолий Сергеевич сделал взнос в виде бутылки армянского коньяка, в сложившихся обстоятельствах казавшегося вполне уместным.

Пока инспектор с превеликим аппетитом потреблял предложенное, Анатолий Сергеевич посвятил его в некоторые детали относительно их школьного бытия.

Находились они сейчас в учебном (главном, как правильно догадался Волков) корпусе, где, естественно, располагались классные аудитории, спортзал, помещения для игр и активного отдыха, столовая, библиотека, а также актовый зал со сценой. Здесь ученики и учителя, вполне понятно, проводили большую часть своего времени. Но имелись и два других корпуса: жилой, с индивидуальными комнатами для взрослых, и общими (на восемь-десять человек) для детей, соединённый утеплённым рукавом с учебным, и хозяйственный, стоящий на некотором удалении. Подстанцию, питающую интернат электроэнергией, вряд ли вообще можно было рассматривать в качестве помещения — туда и доступ-то был закрыт для всех, кроме штатного электрика, Поликарпа Эдуардовича.

Обширный двор школы, огороженный высоким забором от дикого леса, начинавшегося сразу за ним, вмещал несколько площадок для спортивных игр и увеселений, маленький стадион и что-то вроде окультуренного пустыря для прогулок и беготни, на котором в летнее время росла трава и полевые цветы, а в зимнее он простаивал, используемый иногда лыжниками.

Вот и всё нехитрое хозяйство.

Что касается внутреннего распорядка, то для школьников обычный день начинался в семь часов утра общим сигналом подъёма, умыванием, одеванием и завтраком. Персонал вставал согласно индивидуальным требованиям, но, естественно, раньше. Занятия в классах проходили с восьми до трёх часов пополудни с перерывом на обед от двенадцати до часу. Затем день продолжался для каждого по-разному, в зависимости от возраста или занимаемой должности, и заканчивался он в девять для всех без исключения детей, а взрослые были вольны распоряжаться своим свободным временем сами. В выходные — то есть в субботу и воскресенье — строгий распорядок ломался и был во многом импровизированным.

— Не скучаете по городской жизни? — осведомился отогревшийся и сытый инспектор, с наслаждением уже пригубивший коньяка.

— Что вы! Иногда до кровати бы доползти. Почитать что-нибудь на ночь не всегда успеваешь. Где уж тут скучать?

— И всё же многих привлекает такой образ жизни.

— А вам он кажется неприемлемым? — усмехнулся директор, но в его усмешке не содержалось ничего, кроме озорства.