Шишкин - [9]
В 1891 году Шишкин создал еще одну романтическую картину «На севере диком…». На сей раз по стихотворению Лермонтова. Стилистика этой картины вполне в духе Куинджи. Это было время тесной дружбы двух художников. Они вместе включились в подготовку обновленного устава Академии художеств, предполагая войти в ее члены. Александра Комарова сообщает: «С Куинджи Шишкин был в самых лучших отношениях, обезоруживаемый его уступчивостью; Куинджи бывал постоянно у Шишкиных, чуть не каждый день, как свой человек; после обеда поднимались разные интересные вопросы, например, об искусстве как религии будущего»[16]. О последнем замечании есть смысл задуматься изучающим творчество Шишкина и Куинджи; вероятно, каким-то образом его отголоски слышны в знаменитой максиме Достоевского «красота спасет мир». Религия имеет силу убеждения и влияния на человека, искусство располагает этими же качествами, выраженными в специфической форме прекрасного. Может быть, куинджиевские отвлечения в поисках вечной, космической красоты, обращенной к земле, к миру людей, являлись некоторыми попытками создать религию прекрасного и вечного. Может шишкинскую картину «Среди долины ровныя…», обращенную к самочувствию человека в безбрежном мире, тоже можно отнести если не к поискам религии, то, по крайней мере, к приближению к проблемам философским, а не конкретно изобразительным.
Картина «На севере диком…» испытала заметное влияние куинджиевской декоративной пластики. Племянница Шишкина свидетельствует об этой картине, «к которой даже Куинджи приложил руку — маленькой кисточкой с кадмием посадил точку — огонек вдалеке»[17]. Эта, кажущаяся ничтожной, поправка на самом деле оживила картину, создав яркий контраст цветов и тем самым эффект куинджиевской романтической живописи. Очевидно, Шишкин хотел испробовать себя на путях романтического творчества, увлеченный вселенской философией Куинджи. Картину «На севере диком…» он обсуждал с Куинджи детально, строя композицию и намечая цветовые решения.
Ширь лесов
В 1880-1890-х годах образ родины занимал многих художников. Одни специально ставили перед собой подобную задачу, другие, изображая веси и села России, стремились к выражению типичных черт родной земли. Национальное самосознание не могло подразумевать одного-единственного понимания облика русской земли. Облик этот был многолик, и не каждому удавалось отметить его наиболее характерные свойства.
Шишкин достаточно емко сумел выразить этот образ в картинах Полдень… и Рожь. В 1884 году он еще раз обратился к таежной России в картине Лесные дали. Шишкина нельзя назвать «художником леса». Такая характеристика была бы неточной для его творчества и не дала бы полного представления о смысле его образов. Изображая лики лесных дебрей и лесных просторов, Шишкин наделял их разным эмоциональнопсихологическим содержанием. Лесные дали не исключение.
Художник воплотил величие и безбрежность российских лесных просторов. Но это не только таежные леса, это русская земля в своем характерном выражении, переданная не столько типично и обобщенно, сколько характерно. Парение орла в небе как бы намекает на орлиный размах бескрайних горизонтов. Дали покрыты сиреневой дымкой, но солнечный рассеянный свет, сочащийся сквозь воздушное марево, зажег леса и поляну на склоне возвышенности ровным светом. Лесные дали не напоминают грозные лики лесных чащоб и могильников, столь свойственных череде шишкинских образов 1880-х годов. Мера цвета и света в обрисовке природы соблюдена безукоризненно.
Если допустить, будто Шишкин — только художник леса, то и этого достаточно, чтобы открыть в нем бесконечное число значений, метафор и образов. Лес открывал художнику тайны не только природы, но и человеческого бытия. Дело здесь, разумеется, не в ассоциациях, к которым Шишкин не прибегал. Его изобразительное изъяснение — прямое и непосредственное — нельзя считать лишенным своей философии, своего волнения и восторга, своей подпочвы.
В предисловии к воспоминаниям Сергея Волконского Марина Цветаева нашла многозначительные слова о лесе. Для одних, не художников, дерево — элемент природы. Цветаева вывела поэтическую формулу: «Дерево, это псалом природы». Далее, говоря о многозначительном отношении Волконского к дереву, Цветаева пишет, что его любовь «к дереву подробна. Не только понятие дерева он любит, на каждую особь — своя любовь. Любя древесное бытие, тем ревностнее лелеет, он его трогательный земной быт»[18].
Действительно, возможно ли любование предметом, абстрактное или условное? Трудно представить, чтобы Шишкин смог показать реальное бытие леса вне реальных его форм. Именно поэтому любовь его к лесу так «подробна», так тщательна и так восторженна. Отношение Шишкина к дереву народно потому, что оно не только не ограничено прагматизмом, то есть пропущено только через ощущение практической пользы, но еще опоэтизировано, как жизнь величайшего Божьего дара, коим является природа, доставляющая человеку наслаждение и материальную пользу и служащая предметом раздумий о человеческой жизни и ее составляющей — жизни леса. Жизнь леса и человеческая жизнь нерасторжимы. Не зря ведь одно из лучших произведений художника
