Шишкин - [10]
Сила Шишкина не только в знании, но и в умении, в способности наслаждаться разнообразием и богатством природы. Художник умел охватить пейзаж панорамно, представить его типичные проявления. Не менее таланта он проявлял в изображении красот дубовых веток, лесных травинок и полевых придорожных цветов. Даже строение лепестков и пестиков увлекало живописца. В этом и проявлялась философия Шишкина. Его творчество демонстрирует уравновешенность духа, некую нравственную устойчивость без тени внутреннего разлада, метаний или уныния. В драматичных по смыслу произведениях ощущается мощь образов, отсутствие банальностей и мелочности мысли.
Бурелом (Вологодский лес) был написан в 1888 году. Драматичное действие разворачивается будто на сцене. Поваленные еловые деревья создают сложную картину движения. Вертикали пересекаются косыми линиями. Замшелые выкорчеванные пни, острые сучья, торчащие в строгом ритме, обломанные ветви создают сложную композицию, отмеченную контрастами света и тени. Мрачный задник угрожающе вздымается над лесным хаосом, царящим на высветленной прогалине с болотистым ручьем. Стволы объемны, упруги, скульптурно выразительны. Цвет колеблется от резких контрастов до тончайших тональных переходов. Шишкин показал экспрессивную картину гибели леса, борение жизни и смерти, видимых и скрытых сил природы. Нет сомнения, что художник прибег к прямому изображению, но даже оно вызывает ассоциации, кажется иносказанием. Преодоление единичного изобразительного смысла — свойство любого большого искусства.
Бурелом полон экспрессии, заключенной в экспозиции, в рисунке, в светотени, в ритме. Обычно экспрессия Шишкину не свойственна, и здесь она — свидетельство широты его живописно-пластических возможностей.
Несмотря на то, что лес уподоблен поверженному гиганту, художник строго следует натурному впечатлению в обрисовке упругих гладкоствольных елей. Но именно натуральность в обрисовке прочных стволов создает второй план значений, усиливающих сюжет особым смыслом, своего рода подтекстом.
Обычно олицетворение, если оно предусмотрено художником, содержится в структуре изображения. Очевидно, изображение имеет потаенный смысл, если оно вызывает ассоциации. Перемещение и взаимодополнение смыслов происходит в картине Лесное кладбище (1893). Изображен своего рода лесной могильник, захоронение старых, отживших свой век деревьев. Ощущение кладбища возникает помимо замысла автора. Его же прельщает совсем другое — пластическая красота замшелых стволов, заключенных в бугристые объемы. Колорит картины радостный, контрастирующий со смыслом, ассоциацией. Солнечное освещение леса внушает оптимистическое восприятие. Красивое свечение на зеленом покрове опушки говорит об упоении виденным. Пластическая задача привлекала художника не меньше, чем второй план предметных значений. Художник вполне сознательно использует вторые смысловые ряды натуры, чтобы создать впечатляющий образ жизни и смерти природы. Образное обогащение происходит как бы на двух уровнях: на сюжетном, откровенно смысловом, и живописном, облекающем замысел в пластическую одежду, скроенную словно по фигуре смысла, и от этого заставляющем любоваться эстетично пригнанной к нему живописной пластикой.
Особая образность шишкинского живописания природы сказывается также и в том, что второй план смысловых значений словно проступает через натурное изображение, через специфическую избранность натурного описания. Уже говорилось, что в картине Рожь сосны кажутся торжественными античными колоннами, некими остатками величественных сооружений. Подобное же отношение к дереву — к сосне и ели, как к колонне художник сохранил во многих своих работах: Бурелом, Корабельная роща и других. Изображению дубов соответствует другая интерпретация: они словно антиподы елям и соснам, их отличает эпическая мощь. Мордвиновские дубы — это некие аналоги васнецовским богатырям. Подтекст прочитывается и в этих натурно емких и точных изображениях деревьев, но как бы с иным знаком, с другой эмоциональной и смысловой принадлежностью. В подобных непроизвольных уподоблениях не видится ничего намеренного. Дело в том, что художник как бы выявляет внутреннюю сущность изображенных предметов. Олицетворение, понимаемое как некое сходство природных предметов с человеком, объясняется идентичной животворностью этих двух организмов, производных великой природы. Единородность сущностей человека, дерева, травы, не только сообщает им подобность, но и служит базой для художественного олицетворения, то есть для проявления скрытого смысла предметов.
