Шицзин - [46]

Есть поговорка: куда ни пойдешь —

Взад ли, вперед ли — всё в ров попадешь!

X

Мудрого взгляду и мудрого речи

Сразу сто ли перейти — недалече[436];

Если же глупого взять для примера,

Рад он безумствовать всюду без меры...

Слово дрожит у меня на устах —

Вымолвить только мешает мне страх...

XI

Добрые люди нашлись бы, но сами

Их не зовут и не дарят чинами;

Тех же, чье жесткое сердце сурово,

Ценят всё более снова и снова.

Смуты народ полюбил наш и рад

Горький точить и губительный яд!

XII

Ветер великий своими путями

Бродит — пустыми, большими долами...

Коль человек добронравен — ужели

Добрым себя не окажет на деле?!

Кто же злонравен и дерзостен, тот

Темной и грязной дорогой идет.

XIII

Ветер великий пути свои любит...

Алчный — своих же товарищей губит.

Слушали б — знали бы правду мою;

Ныне ж, как пьяный, лишь песню пою.

Добрыми царь небрежет,— и от дум

Больше и больше мутится мой ум[437]!

XIV

Ныне же, друг ты мой милый, ужели

Песню слагал я, не ведая цели?

Песня моя — точно дротик летящий,

Мелкую мошку порою разящий...

Шел я спасти тебя, песню пропев,—

Встретил в ответ лишь угрозу и гнев.

XV

То, что народ наш теряет пределы,—

Это — его совратителей Дело! —

Зло причинять ему — входит в обычай,

Только, пожалуй, не сладить с добычей!

Те, кто народ наш с пути совратил,

Спорят над ним изо всех своих сил.

XVI

Будет народ успокоен нескоро[438],

Грабят народ наш жестокие воры.

«Это нельзя»,— говорят лицемеры,

Лгут за спиной и поносят без меры.

«Это не мы!» — Но ответите вы,

Песню про вас я слагаю, увы!

ОДА О ЗАСУХЕ (III. III. 4)

I

Горела ярко звездная река[439],

Кружа, пересекала небосвод.

И царь сказал: «Увы мне, горе нам!

Чем ныне провинился наш народ?

Послало небо смуты нам и смерть,

И год за годом снова голод шлет.

Все духам я моленья возносил,

Жертв не жалея. Яшмы и нефрит

Истощены в казне. Иль голос мой

Неслышен стал, и небом я забыт?

II

А засуха ужасна и грозна,

И зной, скопясь, поднялся к небесам.

Я жертвы непрестанно возношу,

Переходя с мольбой из храма в храм.

Давно погребены мои дары[440]

И небу, и земле, и всем богам,

Но Князь-Зерно помочь в беде не мог,

А царь небесный не снисходит к нам.

Чем видеть мор и гибель на земле,

Я кару принял бы за царство сам!

III

А засуха ужасна и грозна!

Ее не отвратить, и смерть кругом,

И страхом я и ужасом объят,

Как будто надо мной грохочет гром.

О царство Чжоу, где же твой народ?

Калек, и тех не остается в нем!

Небес великих вышний государь,

Ужель царя ты не оставишь в нем?

О предки, как нам в трепет не прийти? -

Не станет жертв пред вашим алтарем[441]!

IV

А засуха ужасна и грозна!

Ее не угасить, и всё в огне,

И всё кругом покрыл палящий зной,

И места нет, куда б сокрыться мне.

Надежды нет, куда ни бросишь взор —

Судеб великих близится конец[442]!

Я помощи не вижу от князей,

Издревле правивших в моей стране...

Ужель вы не жалеете меня,

Отец и мать, и предки в вышине?

V

А засуха ужасна и грозна!

Гора иссохла, и иссяк поток,

И всюду сеет пламя и пожар

Свирепый демон — засух грозный бог.

Изнемогает сердце от жары —

Как бы огонь больное сердце сжег!

Князья, что древле правили страной,

Не слышат нас (мой голос одинок).

Небес великих вышний государь,

О, если б я уйти в изгнанье мог!

VI

А засуха ужасна и грозна!

В смятеньи я — бежать мешает страх,

И засухой, не знаю сам за что,

Наказан я, и этот край исчах!

У стран земли моля обильный год[443],

Я жертвы в срок вознес-на алтарях.

Небес великих вышний государь,

Ужель забыл ты о моих мольбах?

Пресветлых духов чтил я — не должны

Меня их гнев и ярость ввергнуть в прах.

VII

А засуха ужасна и грозна!

Все разбрелись кругом, ослаб закон,

В беде правители моей страны,

Советник царский скорбью поражен.

Начальник стражи нашего дворца,

И конюший, и кравчий — двух сторон

Вельможи[444] — все спешат помочь, никто

Не говорит, что неспособен он[445]...

Я взор подъял к великим небесам:

Ужель удел мой только боль и стон?

VIII

Я взор подъял к великим небесам —

Сверкают звезды, предвещая зной!

Мужи совета, доблести мужи,

Свершили всё под светлой вышиной.

Судеб великих близится конец —

Не оставляйте труд ваш!... Я иной

Удел у неба не себе ищу,

А вам, что правите моей страной.

Я взор подъял к великим небесам:

Да будет милость их и мир со мной!»

ОДА ШЭНЬСКОМУ КНЯЗЮ (III, III. 5) [446]

I

Горы святые[447] высоки, велики:

Самого неба достигли их пики.

Духа сошла с них священная тень,

Фу[448] порождает он роды и Шэнь[449].

Шэнь поднялися и Фу и с тех пор

Стали для Чжоу[450] на место опор,

Царств четырех[451] они стали стеной,

Доблесть явили пред нашей страной!

II

Трудится Шэнь-князь, по царскому слову

Подвиги предков продолжить готовый.

Жалован в Се[452] был столицею он,

Южным уделом,— в пример и закон.

Шаоский князь, отряженный царем,

Строит для Шэнь и столицу, и дом,

Юг устрояет: пребудут в веках

Подвиги Шэнь у потомства в руках[453]!

III

Шэньского князя царь чтит приказаньем:

«Южным уделам служить назиданьем;

И чтобы жители Сеской земли

Город и крепость тебе возвели[454]».

Шао велел царь[455], чтоб подати все

С Шэньских земель собиралися в Се.

Домоправителю велено вдруг

В Се перевесть домочадцев и слуг.

IV

В Се началися для князя работы,

Князю из Шао тут было заботы.

Прежде воздвиг он вкруг города вал,

Храм и с пристройками после создал;