Шепоты старой усадьбы - [80]

— Хотите познакомиться с вашим призраком? — вместо ответа задала я вопрос. — Он наверху.

— Что? Не поняла я, детка. Объясни старой тетке. — Перебивая друг друга, мы в три голоса объяснили. — Пунцов? Степан Степаныч? — не поверила она вначале. — А впрочем… Замечали мы все за ним что-то странное. Да и подтянутый он был всегда, спортом занимался, это последнее время запустил себя.

— По пожарной лестнице, — сообщил Толик, — взбирался он довольно шустро, так что не очень-то и запустил. Скорее, специально носил свободную одежду, а лицо румянами красил, чтобы казаться больным и на кардионагрузки неспособным.

— И правда что. Я ведь в отражении очень бледного мужчину видела. И с усиками… Маскарад был, да? Вот клоун-то… — Мы нахмурились. Клоуном называть двукратного убийцу — как-то чересчур нежно. — И что, все ради этой вот шкатулки?

Мы кивнули, а Смирнов, сверившись с часами, будто бы отказываясь принимать за истину и слова вернувшейся вахтерши, и тот факт, что на улице посветлело, сказал:

— Ну что, раз уже утро, пойду позвоню экспертам. Если у них есть образцы, привезу Пунцова к ним силком. Или сам у него возьму все, что надо.

— Погодите, Андрей Васильевич, — неожиданно запротестовала Галина Викторовна, которая раньше до дрожи боялась Смирнова и мысли не допускала, чтобы ему перечить. — Мне же нужно своему начальству отзвониться. Это ЧП, и так легко я не могу вам его отдать. Так, что я должна делать по инструкции… Ах, ну да, сначала вызвать охранника. Он должен проверить все помещения и взять под стражу пойманного преступника. А я еще должна позвонить ректору института. И, наверно, в администрацию района. Нужно найти свои записи и список телефонов… — Она беспомощно заметалась по холлу.

— Подождите, — произнесла я, — а как вы думаете, что они сделают со шкатулкой, если мы ее им отдадим? — Я сделала попытку ее открыть, но Сударышева не дала.

— Аня, ты что! Это трогать нельзя, потом не оберешься… Ой, неужели ты сама стенку сломала… Боже, мне ведь отвечать, моя-то смена была официально…

Вмешался Смирнов:

— Спишем на Пунцова. Скажем, он успел сломать. Аккурат перед стеночкой мы его и скрутили. Зачем Аньке-то страдать? Всем же понятно, она это от стресса. В состоянии аффекта.

— Врать?! — Судырышева была шокирована. — Я на себя не могу взять такую ответственность…

— Так, успокойтесь все, — попыталась я примирить спорщиков, но мысленно поругала себя за то, что голос звучал все еще раздраженно, и призывать людей жить дружно таким тоном — этот как хранить мороженое в холодильнике: толка ноль, только все испорчу. — Галина Викторовна, для начала вызовете сюда охранника. А там уже будем разбираться.

Она со мной согласилась, ведь две минуты назад она же это и предлагала, и очень скоро в здании появился Борис.

— Ёксель-моксель, — затейливо выразил он свою мысль, послушав рассказ, в течение которого его рыжие усы шевелились, а сам он почесывал макушку.

— Что делать-то, Борь? — попросила Галина Викторовна его выразиться более информативно.

— Не знаю… А ты что скажешь?

— Давайте для начала посмотрим, что в шкатулке, — принялась я всех соблазнять. — Борис, вы же хотите стать завидным женихом? Никто не знает, что шкатулка найдена.

— Аня, да ты что! — заартачилась пожилая вахтерша, пока охранник сызнова почесывал затылок, а Андрей с Толей переглядывались с удивлением на лицах. — Шкатулку нужно сдать государству! В исторический музей или еще куда. Это не мы будем решать. А вот что с Пунцовым делать?

— Да ментов вызывать, — высказался Борис.

Я сделала шаг к Борису, но вдруг пошатнулась, схватилась за голову и упала прямо на него, благо он успел подхватить меня за плечи.

— Аня, что с тобой? — забеспокоился Смирнов. Ему-то что? То пытается меня выгородить, свалив вину за разрушенную роспись восемнадцатого века на Пунцова, то переживает за мое здоровье.

— Голова кружится, — голосом умирающего лебедя сообщила я, затем резко выхватила из кобуры Бориса табельное оружие и мгновенно отскочила в сторону. — Отошли все! К стене! Быстро!

Вместо того чтобы отойти, народ испуганно замер и уставился на меня в недоумении. Да что ж это такое… Я и так иду на крайние меры, а они всё еще сильнее портят. Пришлось пальнуть в стену. Все подпрыгнули и, слава богу, начали отступать.

— Вообще-то это травмат, — просветил меня Борис.

— Знаю. Знаю также, что будет, если выстрелить прямо в глаз. Летальный исход. Шагаем-шагаем…

Когда все они прижались спинами к стене, я подошла к столу и взяла шкатулку.

— Анечка, — взмолилась Сударышева, — что ты делаешь, опомнись!

— Я не Аня!

Носить чужое имя тяжело, и я была рада, что сбросила с себя этот балласт. Однако мое имя тоже начинается с «А», так что на «„А“ в кубе» это никак не повлияет. Андрей был бы в восторге, узнай он это. Но не узнает.

Я попыталась впихнуть шкатулку в рюкзак, но это было и так крайне неудобно, держа в руке направленный на людей пистолет, да еще и купленный Толей рюкзак оказался слишком маленьким для шкатулки. В итоге пришлось открыть ее и на весу высыпать все содержимое. К сожалению, его оказалось довольно мало. Как-то не такого ожидаешь от великих сокровищ, спрятанных богатейшим дворянином в тайной нише роскошного дворца. Но, к счастью, что-то серебряное мелькнуло в общем блестящем потоке золота и камней, а значит, я на верном пути.