Шепот в ночи - [9]

— Жаль, что погода такая мерзкая, — замечание Халберта относилось только к жене и дочери, сидящим по обе руки от него, и прозвучало очень тихо. Элис ничего не ответила, даже не пошевелилась, но в душе она была согласна с ним.

— В хорошую погоду такой многолюдный праздник проходил бы во дворе и Сирил мог бы приветствовать посвящение Габриэля с верхней ступени лестницы, ведущей в замок.

Элис согласилась. Если бы не эти тяжелые тучи на небе и снег, перемешанный с грязью, на земле, те, кто не участвует в трапезе, могли бы спокойно удалиться, а остальные гораздо свободнее и приятнее чувствовали бы себя во дворе в отсутствие своих господ.

Элис знала, что ей полагалось сидеть молча долгие часы, пока простолюдины, находящиеся внизу, не уничтожат всего этого изобилия. Она попыталась мысленно подготовиться к этому испытанию. Теребя концы своего зеленого — лесного оттенка — барбета, закрывавшего ей щеки, она мечтала о другом обществе, хотя бы даже обществе Уолтера, чьи постоянные знаки внимания начинали раздражать ее. Но сейчас, когда она могла бы оценить его старания по достоинству, он отсутствовал. Он покинул Кенивер почти в то же самое время, что и они, но двинулся в противоположном направлении — чтобы присоединиться к тем, кто обучался в Винчестерском аббатстве под руководством сторонников епископа, того самого, что поведет Габриэля в крестовый поход. Может быть, служение церкви больше всего подходит такому человеку, как Уолтер, которому недоставало и физической силы, и боевого умения. Но обладает ли Уолтер необходимым самоотречением, спрашивала себя Элис. Епископ известен своим богатством и влиятельным положением в государстве. Может быть, Уолтер хочет пойти тем же путем? Но тут граф Сирил встал, и Элис из вежливости обратила на него все свое внимание.

На вершине невысокого холма, скрытый лесной тенью, стоял всадник. Прищурив бледно-голубые глаза, он оглядывал лежащую перед ним равнину, покрытую толстым слоем первозданного белого снега. На ближнем холме была видна мощная крепость, угловые башни которой вызывающе высоко парили в безрадостных седых небесах.

Прежние детские воспоминания Дэйра о замке Уайт ограничивались впечатляюще гордым строением, стоявшим на возвышенности, со всех сторон окруженной плодородными зелеными полями. Ни многие годы, прошедшие с тех пор, как он в последний раз видел эту внушительную крепость, ни негостеприимные, покрытые снегом поля не уменьшили его бесконечной тяги к наследственному домашнему очагу. Тем не менее он знал, что не будет согрет его теплом! Уголки его губ горестно опустились.

Он приехал только ради Габриэля. Со дня памятных событий, разыгравшихся в башне замка Кенивер, минуло два месяца. Он провел это время с Гилбертом, другом своего детства. Если бы брат, которого он очень любил, так не просил его приехать и проводить его в «богодухновенный поход», Дэйр сейчас уже отбыл бы во Францию. Долгожданное назначение в войско Ричарда Маршала уже было им получено. А именно этого Дэйр и добивался.

Умевший побороть свою слабость, Дэйр отказался от собственных планов и развернул боевого коня. Он хотел поскорее покончить с этим невеселым и, несомненно, неблагодарным делом. Он откликнулся на просьбу Габриэля, но торопился в этот замок, совершенно чужой ему, не за тем, чтобы пожелать брату лучшей доли в походе. Нет, он ехал, чтобы задать вопрос: зачем его нежному, кроткому брату понадобилось искать такой доли?

Миновав открытые, никем не охраняемые ворота внешнего вала, он пустил коня легким галопом. Тропинка за воротами была на удивление безлюдна для этого времени дня, но множественные грязные следы указывали на многочисленность гостей замка. Впереди, неподалеку от рва с водой, сгрудились домики маленькой деревушки, как будто старый и больной зверь простер свое некогда могучее тело к живительной влаге. Вода поступала в ров из быстрой реки и была необычайно чистой и прозрачной. Ров представлял собой достойную преграду неприятелю с трех сторон, а с четвертой — защитой замку и его внутреннему двору служила сама широкая река. Дэйр не тратил времени на размышления ни об удобстве положения обитателей замка, ни о мудрости архитектора, так хорошо его спланировавшего. Он был погружен в мрачные мысли о своей тягостной миссии.

Он страдал оттого, что она вряд ли будет успешной. У него было мало надежды, что он сумеет отвратить этого глупца-идеалиста от исполнения его жизненной цели. Семена идеализма были посажены еще в младенческой колыбели, а потом аккуратно взращивались. Тем не менее, только когда исчерпает последние возможности, Дэйр почувствует себя вправе отправиться во Францию.

Их отец, в юности готовившийся к монашеской жизни, был одержим мечтой увидеть Святую Землю в надежных руках христиан. Исполнению этой цели помешала безвременная смерть старших братьев Сирила и требование Дэйра-Демона Старшего, чтобы он отказался от монашеского сана и произвел наследника для замка. Теперь он жертвует любимым старшим сыном ради исполнения своей несбывшейся мечты. Воспитанный в духе бесконечного служения будь то Господу, будь то человеку, Габриэль ухватился за первую же возможность исполнить свой долг. Он принял на себя обязательство сопровождать епископа Винчестерского (человека, который, несмотря на сан епископа, менее всех других, кого встречал Дэйр, мог похвалиться святостью) в плохо подготовленном и, чего сильно опасался Дэйр, обреченном на неудачу крестовом походе.