Конец весны 1188 года
Дневной свет, тускло розовевший на востоке в начале ее пути, угасал на западе. Молодая женщина, сидевшая на уныло бредущем осле, устала. Неуклюжая поступь животного отдавалась болью во всем теле и вызывала в воображении дивную картину — окутанную паром ванну; она надеялась, что эта ванна ждет ее в крепости. Не обращая внимания на лошадей и лавочки, теснившиеся между внешней и внутренней стенами замка, она смотрела вперед; перед ней возвышалась крепость, охраняемая водой и высокой каменной преградой, — крепость казалась весьма мрачной, но, глядя на нее, женщина едва заметно улыбалась. Пусть для королевы Элеоноры Солсбери-Тауэр — место ссылки, для нее это — родной дом, где она провела четырнадцать лет. Правда, было еще и аббатство…
При мысли об аббатстве Святой Маргариты, где только молитвы и слова обета нарушали торжественную тишину, ее кольнуло чувство вины. Боль была настолько острой, что вызвала главный вопрос — о цели этого вызова. Бессознательно приглаживая юбку белого облачения послушницы, она бранила себя за отказ считать аббатство своим истинным домом. Хотя аббатиса Бертильда постоянно твердила, что нужно отказаться от всех земных уз, у нее не хватило сил запретить себе приятные воспоминания о том, что значило для нее это место с того дня, когда она, еще девочкой, впервые появилась здесь с матерью и младшей сестрой.
Приближаясь к подъемному мосту, она выпустила на волю редко дозволяемые воспоминания о том смутном времени — и они нахлынули на нее, как бурные волны прилива. Еще ребенком она поняла, что ее отец, мелкий барон, ввязался в опасное дело, поддержав королеву и ее сыновей в «мятеже принцев» пятнадцать лет назад. Его убили, и мать в ужасе ждала, когда на нее обрушится священный гнев короля Генриха. Она опасалась, что королевским указом за неповиновение господину у нее отберут Суинтон, лен[1] ее отца, и они останутся без крыши над головой. Когда худшее не произошло, у нее появилось предположение, что король просто пренебрег маленьким Суинтоном, который без барона больше не представлял угрозы. Опасности не было даже после того, как Элеонора, королева и вдохновительница мятежа, взяла всех троих к себе. В конце концов, мать могла бы сгладить ей томительные сомнения, присутствие матери что-то меняло в жизни королевы, находившейся под постоянным наблюдением после изгнания из любимой Аквитании.
— Добро пожаловать, сестра Агнесса, — приветствовал ее бодрый толстячок, обтянутый кольчугой.
Агнесса вздрогнула и осмотрелась. Оказалось, что ее понурый ослик уже миновал подъемный мост и они стоят у входа в затененный проход в толстой стене замка. Держась за распахнутый створ массивных дверей, в дальнем конце прохода стоял Гарольд — привратник, которого она знала много лет.
Его приветствие так внезапно отвлекло Агнессу от мыслей о прошлом, что она не успела скрыть гримасу, исказившую ее лицо при слове «сестра». После замешательства она ответила на улыбку Гарольда и еще раз напомнила себе: «Нельзя впадать в уныние». Безусловно, ее земные труды являлись достойным примером благочестия, и они не заканчивались с годами даже самого ревностного служения.
Агнесса медлила, не понуждала осла сойти с деревянного настила под каменные своды арки.
Даже в сгущавшихся сумерках защитная решетка над проходом тускло поблескивала острыми зубьями. Поежившись, она наконец въехала под них — слава Богу, решетку опускали только в случае опасности. Хотя все знали, что принц Ричард замышлял бунт против отца, хотя ропот повсюду рос и ширился, здесь, в этом замке, ничто не угрожало власти короля Генриха.
— Давненько вас не видел. — Приблизившись к Агнессе, Гарольд снова улыбнулся и подал ей руку. — Госпожа приказала вам зайти, как только приедете.
— И вот я здесь. — Агнесса с помощью привратника слезла с костлявой спины осла. — Спасибо, Гарольд, — пробормотала она.
Размяв затекшие ноги, Агнесса снова осмотрелась. Два года она здесь не была, два года провела в молчании в стенах аббатства. Так почему же ее вдруг вызвали сюда? Может, вызов королевы Элеоноры объясняется желанием предоставить компанию младшей сестре?
Хотя Алерия с самого начала была любимицей королевы, Агнесса подозревала, что проницательная властительница, приблизившая к себе ее сестру, имела какую-то определенную цель. Но какую?
Ведя осла в поводу, Агнесса осторожно пробиралась между глубокими рытвинами. Мысли снова вернулись к тем годам, что последовали за ее первым появлением в этой крепости. Пока мать служила королеве, они с сестрой Алерией бегали по двору, играли в огромном зале и в завешанных тяжелыми занавесями альковах, выложенных в толстых стенах, и вытаскивали котят из соломенной подстилки на конюшне, что стояли напротив стены замка.
А дальше — неизбежно — пришло тягостное воспоминание о том, что счастливые времена закончились, когда над деревней и замком пронеслась неведомая болезнь, унесшая многих, в том числе и мать. И тогда Агнесса почувствовала: теперь только она одна несет ответственность за Алерию. Хотя мать любила их обеих, она заранее предупредила старшую дочь о том, что между женщинами существуют различия, в особенности если они небогаты, предупредила и о тех разочарованиях, которые их ждут. Некрасивые женщины, как Агнесса и она сама, рождены для забот и огорчений, красавицы же вроде Алерии — для веселья и заботы со стороны других. После смерти матери Агнесса смотрела в будущее с ужасом. Однако оказалось, что бояться незачем — королева взяла их под свою опеку. Но беззаботные деньки закончились, детская веселость стерлась под тяжестью задачи, завещанной ей материнским наказом как старшей. Она приняла на себя тяжкую роль облегчать путь Алерии — даже ценой отказа от собственного пути. Она чувствовала: это ее долг.
