(Мадена) Шели пришла минута в минуту. Она не любила опаздывать, так как считала себя деловой женщиной.
– Мадена, ты ещё не готова? – притворно ахнула она. – Если мы опоздаем, это будет сущий позор.
– Это всего лишь спектакль…
– Не имеет значения. Сегодня ты опаздываешь в театр, завтра – на свидание, послезавтра – на работу или же на деловую встречу. И что о тебе подумают люди?
Не одевай эти туфли. Ты не умеешь ходить на каблуках.
Я вздохнула и открыла шкаф в поисках более подходящей обуви.
Мы с Шели были ярким примером того, что безнадёжные оптимисты и слепцы именуют "лучшими подругами". В женскую дружбу я, разумеется, не верила, да и мы с Шели были слишком разными для того, чтобы дружить. Я – совершенно обычный помощник адвоката, человек без амбиций и честолюбивых планов на будущее. Шели – финансовый аналитик одной из нью-йоркских бирж, владелица магазина модной одежды, акционер фирмы, производящей эту самую одежду, честолюбивая феминистка. Вряд ли такие разные люди способны на то, чтобы дружить, не опошляя отношения той самой завистью, на которую способны только лишь женщины.
Шели жалела меня и иногда давала мне деньги. Я от денег не отказывалась, но никогда их не возвращала по одной простой причине – у меня их не было. Шели выбирала мне обувь, косметику, одежду, духи, спортивные залы и мужчин. Я одобряла её выбор. Нам обеим было комфортно. Мы были счастливы.
– Представляешь, – снова заговорила Шели, – этот продавец из магазина решил за мной приударить.
– Ты же говорила, что он гей? – удивилась я.
Шели раздосадованно тряхнула головой.
– Я ошиблась. Мадена, я не ошибаюсь только в цифрах. Во всём остальном я – простая смертная.
Всю дорогу Шели, не умолкая, рассказывала о том, как мнимый гей пытается за ней ухаживать.
– Он дарит мне ужасные розы. Белое золото. И фальшивые бриллианты! – Она всплеснула руками, на миг оторвавшись от дороги, и я всерьёз испугалась, что её новенькая "тойота" спикирует в кювет (за два года она разбила три машины). – Ты представляешь? Мне! Женщине, халат которой стоит в десять раз больше, чем его лучший костюм!
Шели закончила рассказ, когда мы сидели на одной из скамеек в парке рядом с театром. Закончила в довольно-таки неожиданном для неё ключе.
– Но при всём при этом… он очень милый парень. Правда, немного нагловатый. Из тех, кто говорит вместо "женщина" "баба".
И тут мы обе явственно услышали:
– Иган, может, мы не будем говорить о бабах? Это меня раздражает.
Чуть поодаль беседовали двое приятелей.
Один из них, высокий шатен, стоял, прислонившись спиной к фонарю, и курил, поглядывая на собеседника. На нём была зелёная шёлковая рубашка, чёрные брюки и до блеска начищенные классические туфли. Резкие черты лица и чуть смугловатая кожа делали его похожим на дитя страсти славянки и восточного мужчины (или наоборот?). Прошлое у молодого человека было спортивное – об этом говорили не только фигура и осанка, но и резковато-волевые жесты, на которые он не скупился.
Незнакомец был идеально выбрит и очень аккуратно пострижен по современной моде.
На его запястье поблескивали новенькие "Casio", а дорогие запонки очень удачно дополняли картину. Он улыбался улыбкой человека, который является хозяином своей жизни. Немного надменной и нагловатой, но всё же очень тёплой и искренней.
Шатен относился к разряду тех мужчин, в которых женщины влюбляются быстро и надолго. И очень редко навсегда.
Его собеседник являл собой полную противоположность. Это был мужчина средних лет с невероятно бледным и невыразительным лицом. Он сидел на скамейке, слегка ссутулившись, и смотрел на шатена снизу вверх. У мужчины были светлые волосы почти до плеч, уложенные наспех (или не уложенные вообще) и как минимум двухдневная щетина. Простенький серый костюм только добавлял ему невзрачности.
Вид у блондина был очень усталый и печальный. Присмотревшись, я поняла, что они почти ровесники. Но вселенская печаль на лице у этого безутешного человека делала его похожим на старика.
Блондин был мужчиной, которых Шели называла мужчинами моего круга.
Впрочем, сейчас блондин её не интересовал.
– Модник и "белый воротничок", – проговорила Шели, разглядывая шатена. – Ну и хлыщ.
– Хорошая туалетная вода, – попыталась разрядить обстановку я.
– "Burberry". Угадай, чья. Помолчи, Мадена. Я хочу послушать.
И Шели услышала то, что она хотела услышать.
Шатен достал пачку "Парламента" и "зиппо" – разумеется, дорогую, как и полагается тем мужчинам, которые пользуются "Burberry".
– Поговорим о бабах в другой раз, – сказал он своему другу таким тоном, будто хотел его утешить.
– Последите за языком, мистер! – довольно-таки резко бросила ему Шели.
Шатен повернулся к нам. У него были каре-зелёные глаза и длинные пушистые ресницы, которым позавидовала бы любая женщина.
– Это вы мне, мисс? – неподдельно удивился он.
– Разумеется, вам. Вы говорите про баб или кто-то другой?
– Во-первых, про баб тут никто не говорил. Напротив, я сказал своему другу, что эта тема меня раздражает. Во-вторых, слова "последи за языком" я слышал только от своего отца. А вы не очень похожим на моего отца, мисс. Я уже не говорю о том, что подслушивать чужие разговоры – это дурной тон. Вас плохо воспитали.
