Шёлковые тени Паутины - [23]
– Не умеешь, говоришь?.. Может, полетаем?!
Может и полетаем. Почему бы и не полетать?… Надо смириться. Я – попаданка. Только вот…
– Паша, а…
– … ты вернёшься в любой момент.
– То есть…
– … когда захочешь оказаться там.
– Там… Теперь это так называется… Понятно…
Паника, пронесшаяся обжигающим ураганом по внутренностям, быстро отпустила. Разум возобладал над эмоциями. «Тебе же сказали – вернёшься, когда захочешь. Раз ВЕРНЁШЬСЯ, значит, есть возможность. И хватит уже трусить!»
– Вот это совсем другое дело! Посмотрим, что за два миллиарда лет стало с Сантерией?
– Два миллиарда лет?!.
– Узел.
– Узел… И что Узел?
– Ты порвала завесу, мне пришлось перейти на эту грань времени.
«Ну конечно!» Я вспомнила… Я, та, что во сне, всегда знала кто я наяву. Там, в Узле, я захотела посмотреть на себя из своего дневника, намекнуть, поиграть строчками…. И порвала завесу. Используя чистую энергию Узла возможно мгновенно переместиться на другую грань времени. Время не линейка. Нет прошлого, нет будущего. Всегда есть только настоящее. Всё существует прямо сейчас. Паук просто поменял грань времени. Иначе я, появившись здесь во плоти, просто умерла бы от едкой планетарной атмосферы.
– Так мой дневник…
– … да. И есть твоя дверь.
Всё было похоже на дурной сон, который сто раз видел, и теперь в него попал. Всё знакомо, но… как с чистого листа.
– Тебе под силу без «талисманов».
– Я хочу в Узел… Я всё равно… не могу поверить…
Я кривила душой. Я собиралась как-нибудь использовать это всемогущее местечко, чтобы тот час же вернуться домой…. И спалить дневник… Показаться врачу и, может быть если придется, полечиться… Я согласилась с тем, что как-то сюда попала. Люди и раньше пропадали бесследно. Мало ли куда они попадали. Но я хочу домой. Хочу, и хоть ты тресни!
Паук, конечно же, знал о намерении женщины. Но в Узле всё встанет на свои места. А потому он неспешно летел над красивой Сантерией, давая возможность женщине снова увидеть свой мир, будто в первый раз. Кому ещё выпадет такой случай?.. Паша нёс восхищённую пейзажами громадных скал и деревьев Ульяну, ловко планируя между заматеревшими орешниками, спугивая огромных, похожих на ящериц, крылатых существ. Он пролетел под гудящими утробным еле слышным звуком парящими кряжами, иногда голыми, а иногда обильно заросшими многооттеночной зеленью растений. Паша облетел всю корону Арсориана, когда, наконец, направился в сторону похожего на спиральную галактику острова. Оказавшись далеко над океаном, он нырнул в телепорт…
… я оказалась на каменной площадке. Бесконечно распростёртая во всех своих пространствах и подпространствах одновременно, Вселенная оглушала единством противоположных ощущений… Я… Я!… шагнула… Оказавшись в Паутине Мироздания, я видела, как, не сбиваясь с орбит, сквозь меня спокойно проплывали планеты. В моих наэлектризованных энергией волосах спиралилась Галактика. Я, управляя зрением, будто подкручивая линзы микроскопа, нашла Землю и протянула к ней руку… Рук не было… Но я чувствовала влажность земных облаков в ладонях, сквозь мои суставы пролетали многочисленные спутники и метеостанции. «А мусора! Ужас, сколько мусора вокруг!» Я осторожно собрала его на ладонь и распылила на кварки. Я чувствовала себя всемогущей Вселенной. Я могла раздавить маленький шарик планеты. А могла вечно освещать её ночные стороны своей энергией. Я могла размотать спирали Галактик и нарвать на куски Млечный Путь. Я чувствовала себя кварком в этой Паутине, и в то же время я могла уместить её бесконечность на моей невидимой ладони. Я вдруг поняла хрупкость этого чуда. Я могла просто разметать к чертям все эти галактики, планетарные системы, порвать все эти невидимые связи. Я могла изменить любые орбиты, погасить или зажечь любое солнце. Я могла щелчком пальцев уничтожить Вселенную… Но я не чувствовала, что Вселенная может уничтожить меня. Я знала – она нуждается во мне. Зависит от меня. Вселенная покорилась и доверилась мне. Почему?.. Да какая разница…
Вернувшись на площадку, я уже знала, что Паша – не паук. Я видела его настоящую сущность – тёмная энергия, физически ощутимая, огромный сконцентрированный сгусток реликтового излучения. Я видела и чувствовала теперь и связывающую нас тончайшую тень, продолжающуюся и вплетающуюся в Паутину… Это я ему выбрала форму ему паука. Почему паук? Ну… Просто паук… Почему бы и нет? Может, я передумаю и делаю его… эээ… ммм… эээ.
– Паша, кем бы ты хотел быть?
– Иногда ты можешь положить меня в карман. Я не против.
Мы оба рассмеялись. Ещё напитавшись, как батарейка на зарядке, энергетическими потоками, я вдруг подумала:
– Надо бы защитить это место от всех. Мало ли… Да и поближе быть не помешает.
Я осмотрелась. Эта площадка меня вполне устраивала. Повернувшись лицом к телу скалы, я представила, что мне нужно и, разбив камни на кванты энергии, вошла в галереи только что созданных мною пещер. Подкорректировав свой новый дом, я запрыгнула на спину паука.
– Не обижайся, но летать я буду верхом.
Паук согласно громыхнул.
– Ну, теперь посмотрим, кого вырастила моя Сантерия.
Оставив на потом обследование острова, мы сразу направились на Арсориан. Прибой бился о прибрежные скалы, пенными барашками смягчая их тяжеловесность. Супер вулкан давно потух, образовав обширнейшую кальдеру. Её склоны густо заросли лесом, а необъятный овал кратера на две неравные части рассекает глубокий разлом, наполненный голубыми водами чистейшего озера. Оно сбрасывает лишнюю воду водопадом и продолжается каменистой речушкой, пропадающей в подножии вулкана. Мне приходилось пролетать над Йеллоустонским вулканом. Так вот, он низенький малыш по сравнению с тремя суперами на Сантерии.
Если характер вдруг резко меняется — это обычно не к добру. Но чтоб настолько! Перемены приводят Настю не куда-нибудь, а в чужую вселенную, где есть непривычные боги и маги, и более привычные ненависть и надежда… А как же наш мир? Кажется, что в отличие от того, параллельного, он начисто лишён магии. Но если очень-очень хорошо поискать?
Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.
Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?
Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.
Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.