Шекспир - [45]

Гамлет. Произнесите монолог, прошу вас, как я вам его прочел, легким языком; а если вы станете его горланить, как это у вас делают многие актеры, то мне было бы одинаково приятно, если бы мои строки читал бирюч…

Первый актер. Я ручаюсь вашей чести.

Гамлет. Не будьте также и слишком вялы, но пусть ваше собственное разумение будет вашим наставником; сообразуйте действие с речью, речь с действием; причем особенно наблюдайте, чтобы не переступить просторы природы; ибо все, что так преувеличено, противно назначению лицедейства, чья цель как прежде, так и теперь была и есть — держать как бы зеркало перед природой: являть добродетели ее же черты, спеси — ее же облик, а всякому веку и сословию — его подобие и отпечаток. Если это переступить или же это го не достигнуть, то хотя невежду это и рассмешит, однако же ценитель будет огорчен; а его суждение, как вы и сами согласитесь, должно перевешивать целый театр прочих. Ах, есть актеры, — и я видел, как они играли, и слышал, как иные их хвалили, и притом весьма, — которые, если не грех так выразиться, и голосом не обладая христианским, и поступью не похожие ни на христиан, ни на язычников, ни вообще на людей, так ломались и завывали, что мне думалось, не сделал ли их какой-нибудь поденщик природы, и сделал плохо, до того отвратительно они подражали человеку.

(III, 2, пер. М. Лозинского)

Вот что Шекспир заставляет говорить Гамлета. Он доверяет эту роль актеру Бербеджу, так как уже во время написания драмы знает, что именно он будет играть эту роль. А ведь Бербедж знаменит своей естественной игрой.

Эндрю Гарр полагает, и мы соглашаемся с ним, что стиль игры, критикуемый Шекспиром через Гамлета в лице Бербеджа, характеризует игру Эдварда Аллейна. Знаменитый актер труппы лорда-адмирала специализируется в ролях наиболее напыщенных из репертуара Марло (Тамерлан, Фауст, мальтийский еврей), которые трудно играть по-другому, не усиливая реплику вокально и жестами. Идентификация тем более правдоподобна, так как это признак честной конкуренции с труппой, рядом с которой они разместились в своем совсем новом театре. К тому же Эдвард Аллейн, ушедший со сцены в 1597 году, в 1600 году возвращается, чтобы помочь своему тестю Хенслоу, решившему в ответ на успех «Глобуса» построить театр «Фортуна» на приличном расстоянии от него, на север от реки в Мидлсексе, вне юрисдикции Сити. Борьба трупп, соперничество актеров. Отбросив в сторону персональную полемику, в этой перепалке нужно видеть меньше разоблачения посредственной игры, чем игры устаревшей, присущей репертуару громогласному и вышедшему из моды. Следовательно, пьесой «Гамлет» отмечается решительная эволюция к более естественному, простому, эволюция, пролегомены[14] которой ощущаем в десятилетие 1590–1600 и которые одновременно относятся и к репертуару, и к игре, неразрывно с ним связанным. «Гамлет» программен в споре между «быть» и «казаться». С первой сцены разговора со своей матерью, спрашивающей Гамлета, почему он, «кажется», принимает близко к сердцу смерть своего отца, проявляя обычную грусть, принц отвечает

Мне кажется? Нет, есть. Я не хочу

Того, что кажется. Ни плащ мой темный,

Ни эти мрачные одежды, мать,

Ни бурный стон стесненного дыханья,

Нет, ни очей поток многообильный,

Ни горем удрученные черты

И все обличья, виды, знаки скорби

Не выразят меня; в них только то,

Что кажется и может быть игрою;

То, что во мне, правдивей, чем игра;

А это все — наряд и мишура.

(I, 2, пер. М. Лозинского)

Вот когда, говоря о непередаваемом, персонаж предоставляет комедианту случай углубить свое искусство в том самом моменте, когда, кажется, ему установлены интимные и непреодолимые границы. Гамлет предлагает театру новое свойство. Выражаясь его словами, новый театр, новая игра украшаются невыразимой утонченностью. В крике, защищающемся этой основной частью молчания, сгусток страха… является подводной частью айсберга, балластом, обеспечивающим равновесие того, что предлагается нашим чувствам.

ПОСТАНОВКА

Декорация к постановке не была одной из сильных сторон спектакля. Создавались задние декорации из подручных средств. Известно, например, что Ричард Бербедж, владевший кистью, занимался этим. Реквизит был более разнообразен. Хенслоу оставил список от 10 марта 1598 года, — оригинал которого сегодня утерян, — некоторых костюмов и аксессуаров, используемых «Комедиантами лорда-адмирала». Список реквизита известен как опись Райка:

А также: 1 скала, 1 клетка, 1 могила, 1 жерло преисподней…

А также: 1 шар, 1 золотой скипетр, 3 шара.

А также.2 марципана и центр Рима.

А также: 1 золотое руно; 2 ловушки; 1 лавр.

А также:1 деревянный топорик; 1 медный топорик.

А также: 1 деревянный навес; голова старого Магомета.

А также: 1 шкура льва, 1 шкура медведя и куски Фаэтона, повозка Фаэтона и голова Аргуса.

А также: трезубец Нептуна и его гирлянда.

А также: 1 жезл епископа и радуга; 1 маленький алтарь.

А также: 8 масок; узда Тамерлана; деревянная мотыга.

А также: 1 кадуцей[15]; 2 мшистых склона и 1 змея…

А также: 1 корона для призрака; 1 корона с солнцем.

А также: 1 эшафот для обезглавливания в «Блэк Джоне».