- Зря стараешься, - писатель смотрел весело. - Зря стараешься. Ни ты, ни я ей не нужны.
- Это в каком смысле? - насторожился офицер.
- А впрочем, может быть, и не зря. Такие, как ты, то есть вы, вы всегда победители. Понял? Не понял? А давай-ка лучше выпьем, брат, что ли? Эх, загулял, загулял, загулял!..
Офицер побагровел, но выпил.
- Оленька! Оленька! - кричала в это время Наташа, бродя по комнатам и скрипя половицами. - Куда ты спряталась, чертовка?
И наткнулась на доктора. Доктор прижался лбом к оконному стеклу. И дышал на стекло. Снаружи стекали мутные дождевые струи.
- Сережа, что с тобой? - прошептала Наташа. Доктор молчал.
- Сережа, ну что, что с тобой? - крикнула Наташа.
- Отстань, надоела, - сказал Сережа, не оборачиваясь. Наташа закурила сигарету.
- Олька такая противная стала, - пожаловалась она. - Слова ей не скажи.
И тут засияло солнце. И мокрая тьма рассеялась. Открылась дверь, и на пороге появилась маленькая сгорбленная старушка.
И что-то странное, жутковатое было во всем ее облике. Клянусь! Маленькая сгорбленная старушка с палочкой, промокшая до нитки, покрытая рогожным мешком. Поклонилась в пояс и сказала:
- Я старушка-побирушка. Подайте копеечку, добрые люди, а я вас уму-разуму научу.
И вдруг сбросила мешок, расхохоталась и кинулась к Наташе:
- Мама, а здорово я вас разыграла? Ну, мам, ну, мам, правда, здорово? Ведь, правда, здорово?
Потом Наташа много плакала, а офицер велел растереть девочку махровым полотенцем и научил, как, а писатель все глотал и глотал водку, а доктор все молчал и молчал. И было еще довольно светло.
