Шашечки и звезды - [30]

— Конечно, — соглашаются все единодушно.

С жителями Уленжа летчики подружились очень быстро. Население Уленжа жило бедно. Скудные хозяйства, вдобавок грабительски разоренные оккупантами, находились в плачевном состоянии. Не хватало инвентаря, машин, зерна для посева хлеба. Однако были горячие приветливые сердца. После выступления летчиков с концертом, который очень понравился зрителям, начались продолжительные дружеские беседы. Крестьяне интересовались событиями на фронте, спрашивали, когда же наконец «черт возьмет этого прохвоста Гитлера», когда кончится война. Летчики рассказывали о проведенных боях, о создании Войска Польского, о помощи Советской страны, о союзе с Красной Армией. В небольшой избе иногда собиралось более десятка человек.

— Так как же будет с землей, пан поручник? — спросил у Скибины старый сгорбившийся крестьянин. Узловатые, натруженные руки он сложил на коленях, голову наклонил в сторону Славека.

— Я хорунжий, а не поручник. А землю получите. Отберут ее у господ и дадут тем, кто на ней работает.

— Ой, так, так, пан поручник. Извините, пан хорунжий. Но будет ли так наверняка?

— Наверняка. Манифест Польского Комитета Национального Освобождения читали, наверное? Там сказано, что и как. Земля будет для крестьян, заводы для рабочих…

— В восемнадцатом году, сам помню, тоже нам обещали. Тоже были разные манифесты, а потом все как-то изменилось, — медленно сказал старик.

— Теперь ничего не изменится. Ведь на освобожденной земле уже осенью прошлого года начали проводить аграрную реформу, — возразил Славек и подумал: «Как хорошо, что майор Волков все это говорил нам на политзанятиях, фактически подготавливал нас к тому, с чем здесь встретимся».

— Только бы так было, как вы, пан военный, говорите, — подключился к беседе крестьянин, сидевший у печи. — А то некоторые здесь говорят, что господскую землю нельзя брать, это все равно что рукой за чужим добром потянуться.

— За чужим? А кто эту землю пахал? Пан помещик или вы? А кто сеял, кто убирал урожай?

— Понятно, мы…

— Вот именно. Так кому она должна принадлежать?

— Но говорят, что господское есть господское, а не наше.

— В таком случае неправду говорят! — возразил Скибина. — Мой отец всю жизнь на помещика работал, батрачил, а когда вместе с другими восстал против этого, то помещик против них полицию вызвал. Теперь так уже не будет. Теперь будет рабоче-крестьянское правительство, наше, родное. А против трудящихся никто не станет вызывать полицию!

— Ой, только бы так было!

— Должно так быть, и так будет. Увидите сами. Разобьем гитлеровцев, возвратимся домой и начнем восстанавливать, строить…

— А они? — недоверчиво спросил старик, указывая головой на сидевшего рядом со Скибиной Еремина.

— Наши советские товарищи? Вот вместе с ними разобьем фашистов, а потом они вернутся к себе домой.

— Наверняка?

— Конечно. А что им здесь делать? Костя, — обратился он к товарищу, — что ты будешь делать после окончания войны?

— Как что буду делать? Сразу же поеду к своим, как только можно будет.

— А здесь не останешься?

— Остаться здесь? Зачем? Сейчас вместе сражаемся, но война кончится, и мы не будем вам нужны. Сами будете обучать молодых летчиков. Нам хватит работы и на родине…

В воскресенье полк отдыхал. С утра командир дивизии вместе с командирами полков вылетел в Кутно, чтобы проверить, готовы ли там к принятию частей.

В Уленже продолжались бесконечные беседы летчиков с жителями. Майор Волков ходил по деревне и довольно потирал руки.

— Молодцы ребята! — сказал он встретившемуся Баскакову. — Чуть ли не в каждой избе сидят наши летчики и беседуют с крестьянами. И как беседуют! С умом, с толком, по-человечески! Разъясняют, убеждают… Даже те, кто прежде на политзанятиях редко выступал, здесь показали себя настоящими пропагандистами. Целый полк агитаторов!

Баскаков улыбнулся.

— Это твоя заслуга, Сережа. Научил наших летчиков политически мыслить, а это самое важное. Если человек умеет мыслить, рассуждать, то и говорить сумеет, и дельный аргумент в споре найдет.

Волков опустил глаза, смутившись от похвалы, показавшейся ему не совсем заслуженной.

— В чем тут моя заслуга? Это жизнь научила их мыслить, смотреть, делать выводы. Я только старался им немного помочь, вот и все. А ты сразу — «твоя заслуга»! Заслуга общая! И командира, и твоя, и командиров эскадрилий…

ПОДГОТОВКА К БОЯМ

Перед вечером из Кутно вернулся майор Полушкин и тотчас же вызвал к себе офицеров штаба полка и командиров эскадрилий.

— Завтра с утра летим в Кутно. Командиры эскадрилий проверят штурманские расчеты летчиков и доложат мне сегодня до двадцати двух часов. Перелет будут совершать всем полком, эскадрильями. На трассе ожидается большое движение самолетов, поэтому необходимо строго соблюдать все меры предосторожности и точно придерживаться инструкции выполнения полетов. Старт в соответствии с номерами эскадрилий. Полк поведу я. В Кутно наши товарищи уже почти все подготовили к приему полка. Есть вопросы?

Вопросов не было. Участники совещания быстро расходились, чтобы как можно быстрее отдать дополнительные распоряжения и проконтролировать подготовку к завтрашнему перелету.