Шашечки и звезды - [28]

«В порядке, — подумал он, — звено собирается как следует».

Минуту спустя эскадрилья построилась, сделала последний круг над хорошо знакомой местностью и последовала за капитаном Марковым, взяв намеченный курс.

Последний самолет уже давно скрылся за горизонтом, но группа провожающих все еще стояла на размокшем снегу аэродрома. Множество пар глаз вглядывалось в небо, где исчезли маленькие точечки — самолеты с близкими, а теперь такими далекими людьми. Не одно сердце терзала боль и тревога. Вернутся ли? Правда, конец войны уже близок, но многим еще предстояло встретиться со смертью.

Слезы медленно текли по щекам людей, нескрываемые слезы печали и заботы, преданности и любви. Кучка медленно таяла. Девушки расходились по своим домам, возвращались к делам, обязанностям, однако мысленно были далеко отсюда. Они находились там, в кабинах самолетов, рядом со своими парнями. Теперь девушки будут жить ожиданием маленьких треугольников — писем с фронта. А если письмо не придет никогда?

Пилоты 11-го истребительного полка замыкали строй дивизии. Перед ними летели машины 10-го полка. Трасса перелета вела через Миргород на известный всем аэродром в Прилуках. На этот раз погода здесь была относительно благосклонна к пилотам. После однодневного вынужденного отдыха, вызванного плохой погодой, самолеты могли двинуться дальше, на запад.

Недавняя оттепель сменилась внезапным морозом, и лужи на взлетной полосе превратились в сверкающие зеркала, отражающие солнечные лучи. Взлет был несравненно легче, чем во время памятного старта в Прилуках. В воздух снова поднимались поодиночке и собирались на кругу.

Вел майор Полушкин. Следом за ним шла эскадрилья Бородаевского. Вначале думали, что перелет до Киева будет легким, но вскоре оказалось, что погода и на этот раз приготовила злой сюрприз. За Прилуками летчики наткнулись на полосы тумана, который внезапно сменился густыми хлопьями снега.

В наушниках Полушкина заскрежетало — отозвалась земля. Киев сообщал, что из-за бушующей над аэродромом метели будет трудно принять самолеты. Спустя минуту сообщили, что условия ухудшаются с каждой минутой. Посадка стала невозможной. Командир полка про себя выругался. Не хватало опять возвращаться в Прилуки!

А в воздухе между тем было вовсе не весело. Нижний слой туч доходил до двухсот метров от земли, видимость тоже не превышала двухсот. Дул довольно сильный и порывистый северо-западный ветер.

Самолеты вышли из первой снеговой тучи. Пилоты были вынуждены снизить высоту полета. Но и там видимость не была хорошей, так что это не помогло. А снижаться больше было опасно. На незнакомой местности могли оказаться высокие строения или линии высоковольтных передач.

Майор Полушкин после долгих колебаний принял решение возвратиться в Прилуки. Казалось, летчикам и на этот раз не удастся преодолеть заколдованные «ворота ада». Однако помог Бородаевский, превосходный штурман и опытный пилот. Он лучше других знал эту местность и взялся вести полк дальше. Он предложил: миновав Киев, посадить самолеты на аэродроме, несмотря на плохую видимость. Полушкин согласился.

— Внимание, все самолеты! В эскадрильях и звеньях увеличить интервалы! Высота триста, скорость четыреста! Курс на Скоморохи! — раздалась команда.

Машины двадцать минут летели почти в абсолютной темноте. В эфире еще не раз звучал знакомый голос Василия. Бородаевскому поочередно отвечали все командиры звеньев, докладывая, что все в порядке, что полет идет нормально.

Вскоре небо немного прояснилось, и летчики стали различать очертания земли. Рискованный полет прошел удачно, только три экипажа сбились с пути и сели на аэродромах в Киеве и Львове.

После трудного перелета экипажам полагался отдых. Этому ничто не препятствовало, тем более что метеорологические условия все еще не улучшились. Таким образом, дальнейший перелет на польскую землю, в Уленж, полк начал только 30 марта.

Красуцкий встал перед рассветом. Он был очень возбужден. Ведь сегодня они должны последний раз взлететь с советской земли. Им предстоит приземлиться в Польше! Сколько времени он мечтал об этом дне! Почти в деталях продумал, как все будет происходить. Итак, прежде всего будет солнце. Много, очень много солнца. Все вокруг будут добрыми, улыбающимися, радостными. Там, на родине, возможно, уже весна. А с какой радостью их встретят там! Будут толпы народа, как показывали в кинохронике о вступлении частей Красной Армии и Войска Польского в Люблин. Толпы народа, слезы радости, цветы…

Действительность оказалась совсем иной. Вначале командир звена наворчал на него за какую-то мелочь. Потом он подвернулся под руку капитану Грудзелишвили, который в тот день был не в наилучшем настроении. Красуцкий спросил его, когда они будут взлетать, но Шота только показал ему на самолет и коротко бросил:

— Садись и жди. Придет время, взлетишь.

Наконец-то взлетели! Набирая высоту, прошли над опушкой леса, над железнодорожной линией, ведущей в Бердичев, и собрались в воздухе, построившись эскадрильями. Перелет прошел быстро и без происшествий.

Аэродром Уленж лежал у развилки дорог на Коцк и Баранув, на границе Люблинского и Варшавского воеводств. Взволнованный Красуцкий даже не заметил, когда они пересекли границу, и теперь под крыльями самолета распростерлась родная земля. Он внимательно разглядывал местность, над которой пролетал. Но ничего особенного не увидел. Совсем не так он себе это представлял. Земля лежала внизу серая и печальная, местами покрытая потемневшим снегом. Голые, без листьев, деревья и кустарники производили грустное впечатление. Картину омрачали развалины и пепелища городов и деревень, через которые недавно прокатился стальной шквал войны. На шоссе, идущем на запад, виднелись машины, иногда целые автоколонны. Фронт все время продвигался вперед и требовал тысячи тонн различного снаряжения.