Шашечки и звезды - [13]

— Что вы здесь делаете?

— Наносим новые опознавательные знаки, товарищ младший лейтенант, — ответил один из механиков, круглолицый, румяный парень.

— Что наносите? Какие знаки? Кто вам приказал?

Второй механик отложил трафарет и опустил руку с кистью, вымазанной красной краской. На капоте мотора, чуть ниже линии выхлопных труб, блестели свежей краской старательно выведенные бело-красные шашечки, четко выделяясь на фоне пятнисто-зеленого фюзеляжа.

— Опознавательный знак польской военной авиации, — ответил хорунжий Александр Красуцкий. — Этот знак по-польски называется «шаховница». Бело-красная. Это польские национальные цвета.

Подходили другие летчики. Все вместе разглядывали новый, не всем еще известный знак. А между тем механики уже подходили к третьему самолету, чтобы нанести шашечки. К группе пилотов приблизился майор Волков.

— Вижу, любуетесь нашей новой эмблемой. Теперь эти шашечки с красной звездой будут нашим опознавательным знаком. Он будет на всех самолетах нашего полка и третьей польской истребительной дивизии.

— Хорошая эмблема! — коротко бросил Федин.

— И легко запоминается, — добавил хорунжий Скибина.

Они пошли вперед, в сторону квадрата, где их ожидал руководитель полетов. У самолета остался только один человек — капитан Юзеф Лехман, старший врач полка. Он смотрел на эти бело-красные шашечки, а в памяти его вставали картины недавнего прошлого… Он вспомнил год 1939-й… Слишком мало было тогда самолетов с этими знаками в польском небе… Гораздо меньше, чем вражеских с черными крестами. Но теперь шашечки опять появились на боевых истребителях… Шашечки рядом с красной звездой.

В условно обозначенном на аэродроме месте, называемом квадратом, закончилось совещание летчиков. Сейчас они бежали к машинам, поспешно занимая места в кабинах. Запускали моторы и выруливали один за другим на взлетную полосу. Двигатели набирали обороты, и самолеты отрывались от земли.

Капитан Лехман продолжал стоять на том же месте. Много раз он видел, как стартуют машины, но на этот раз на самолетах милые его сердцу бело-красные шашечки! Только когда вся эскадрилья оказалась в воздухе, капитан медленно направился в сторону квадрата.

Дни, похожие один на другой, отмерялись полетами и учебными занятиями. Поздняя осень не раз зло шутила, затягивая небо низкими тучами, опуская над аэродромом туман или орошая поле мелким, назойливым дождем. Не удивительно, что мы старались использовать каждую минуту ясной погоды.

После завтрака Красуцкий подошел к хорунжему Скибине, который разговаривал с младшим лейтенантом Поймановым.

— Ну что, сегодня? — коротко спросил он.

— Сегодня, — ответил Славек Скибина.

Речь шла об их первом самостоятельном вылете.

— Волнуешься? — спросил Красуцкий.

— Как сказать? Пожалуй, не очень. — Скибина действительно был спокоен. — Столько времени ждал этого дня. Это ведь наш летный экзамен…

— Какой там экзамен, — возразил Александр Пойманов. — Экзамен будет на фронте, а это скорее генеральная репетиция.

— Только если полет не удастся, то нечего и говорить о дальнейших шагах в воздухе.

— Ты, однако, волнуешься, — заметил Пойманов. — Почему думаешь, что не удастся? Разве ты не помнишь очередности действий? Не знаешь кабины своего «яка»? Разве не сумел бы даже ночью, с завязанными глазами найти рукой любой рычаг, любой прибор?

— В этом не сомневаюсь! — заверил Скибина.

— Ну вот видишь. Мне кажется…

Но не успел Александр закончить фразу, как его вызвал командир звена.

— Ну что, Славек? — продолжил разговор хорунжий Красуцкий. — Не посрамим бело-красных шашечек?

— А ты в этом сомневаешься? — ответил вопросом на вопрос Скибина. — Должны держаться и показать, что мы ничуть не хуже других!

Тарахтя и фыркая, подъехал грузовой автомобиль.

— Наш ЗИС-пять, с горы едет, а в гору надо толкать, — пошутил один из пилотов, взбираясь в кузов.

Рассмеялись из вежливости, так как это выражение всем давно уже было знакомо. Машина тронулась в направлении аэродрома.

Вскоре остались позади первые самостоятельные полеты на боевых самолетах. Все прошло хорошо. Это был памятный день. Семья фронтовиков пополнилась.

Старшие товарищи помогали молодым, давали советы, делились своим богатым опытом, зная, что это необходимо, что от того, как они сейчас обучат и подготовят летчиков, будет зависеть боевая деятельность полка. Коллектив в части был хороший, дружный, и молодые летчики быстро освоились. На равных вошли в семью фронтовиков.

Но спокойные полеты по кругу и даже учебные воздушные бои не удовлетворяли старых фронтовиков. Какая-то подсознательная тоска по риску, удали волновала их. Да и на деле хотели показать себя молодежи. Все это привело к ЧП.

Пара летчиков-истребителей Грудзелишвили — Пономарев возвращалась с учебных разведывательных полетов. Задание они выполнили и теперь летели, разглядывая с высоты нескольких сот метров окрестности Харькова. В районе Васильевки капитан заметил несколько левее по курсу группу колхозников, укладывающих стог. Он улыбнулся в черные усы, и в глазах его засветились веселые искорки.

Обернулся и увидел, что вслед за ним, немного выше и справа, идет самолет младшего лейтенанта. Не желая воспользоваться радио, Шота помахал своему ведомому крыльями, как бы приказывая: «Иди за мной», и отвел рычаг от себя.