Шандор Ференци - [33]

Тогда мне не без основания возразили, что одновременное использование активности и анализа вообще должно основываться на особой квалификации. Но я не считаю, что это затруднение непреодолимо. При условии, что учебный анализ в достаточной мере отдает должное активности (он, кстати, часто имеет эту возможность, ибо состоит главным образом из анализа характера, то есть из анализа «Я»), наши ученики лучше ее усвоят и правильно оценят, без риска переоценки.

Все же я должен откровенно признать, что даже опыт не защищает от ошибок, когда речь идет об активности. Следует рассказать об испытанных мною разочарованиях. В некоторых случаях я сильно ошибался в оценке уместности или пределов «провокации», в результате чего, чтобы сохранить пациента, я должен был признать свою ошибку и после такой довольно ощутимой потери престижа дать ему возможность восторжествовать надо мной. Собственно, даже этот аффективный опыт представлял некоторую пользу для анализа, но я спрашиваю себя, был ли он так необходим и не лучше ли было его избежать. Эти случаи также позволили мне понять, что желание большей активности со стороны пациента остается лишь благородным намерением, пока у нас нет точных показаний к этому. Пока я могу дать лишь негативную формулировку, сказав, что не следует прибегать к активности, если мы не способны с определенной уверенностью утверждать, что все существующие приемы неактивной, то есть более пассивной, техники были использованы, что генетические особенности симптомов были достаточно «проработаны» и что отсутствует лишь нюанс актуального переживания, чтобы убедить пациента. Придется еще долго ждать, прежде чем мы позитивно и правдоподобно сформулируем показания для активности на каждом этапе невроза.

Иногда я испытывал другого рода трудности, слишком строго применяя некоторые давления и запреты. В конце концов я убедился, что эти указания сами по себе представляют опасность: они провоцируют врача силой навязать свою волю пациенту при точном повторении ситуации родитель — ребенок или позволить себе абсолютно садистское «поведение школьного учителя». В результате я отказался что-либо приказывать или запрещать пациентам и скорее пытался получить их осознанное согласие на задуманные мероприятия и лишь потом осуществлять их. Поэтому я действую так, чтобы не быть связанным до такой степени, чтобы не иметь возможности временно или даже окончательно отказаться от мероприятий в случае непреодолимых трудностей со стороны пациента. Наши указания должны быть, как выразился один бывший у меня в анализе коллега, не бескомпромиссно строгими, а эластично-гибкими. Если мы действуем иначе, то, безусловно, подталкиваем пациента к злоупотреблению этими техническими мерами. Пациенты, особенно страдающие неврозом навязчивых состояний, не упустят случая превратить данные врачом указания в объект бесконечного обдумывания и громогласными придирками будут оттягивать их исполнение хотя бы лишь для того, чтобы вывести врача из терпения. Только тогда, когда пациент видит, что врач не считает соблюдение этих мер обязательным условием (sine qua non), и не чувствует над собой угрозу безжалостного принуждения, он согласится разделить взгляды аналитика <…>.

«Гибкость аналитической техники» (1928)

(Psychanalyse IV, Paris, Payot, 1982, p. 53–65)

Ратуя теперь, чтобы не «обманывать» ожиданий пациента, за достаточно гибкую технику — технику, которая, как «эластичная лента», может «подчиняться устремлениям пациента», Ференци направляет свое внимание на работу контрпереноса аналитика во время лечения. Таким образом он подчеркивает значимость для аналитика второго фундаментального правила — необходимости анализа аналитика, который позволяет ему развить определенные психические качества, такие как «такт», «способность вчувствования» (эмпатия), самонаблюдение и интеллектуальная активность. Эти идеи побуждают Ференци подчеркнуть то, что он называет «метапсихологией психических процессов аналитика во время анализа», то есть процессов, позволяющих ему задавать себе вопросы о собственных психических движениях, слушая в то же время пациента.

<…> В психоаналитической технике есть еще много вещей, которые считаются чем-то сугубо индивидуальным, трудно выражаемым словами, прежде всего — тот факт, что в этой работе, как кажется, большое значение придается «совокупности личных свойств», большее, чем обычно допускается в науке. Сам Фрейд в первых своих сообщениях о технике, наряду со своим методом, оставлял свободное пространство для других приемов. Правда, об этом он заявил еще до того, как было сформулировано второе фундаментальное правило психоанализа, а именно, что каждый, кто собирается анализировать других, прежде всего должен быть проанализирован сам. С момента принятия этого правила значение индивидуальности аналитика все больше ослабевает. Любой человек, который был глубоко проанализирован и который научился полностью признавать и обуздывать свои неизбежные слабости и особенности характера, во время осмотра и лечения одних и тех же объектов психического исследования обязательно придет к одним и тем же объективным выводам, что и его коллеги, и в результате примет те же тактические и технические меры. Фактически я чувствую, что со времени внедрения второго фундаментального правила различия в аналитической технике постепенно исчезают.